Калуга Идея полета заворожила Циолковского так прочно и так навсегда, что даже величайшие потрясения: мировая война, две революции, падение Империи, война гражданская, голод, всеобщая разруха - не в силах оказались отвлечь его от скрупулезного труда. Он жил посреди всего этого пришедшего в невообразимое движение мира и как будто не замечал тектонического смещения эпох. Мысль его скользила над бурлящим человеческим хаосом и устремлялась в иные миры. Там, в космосе, казалось ему, кроются все ответы, которых так напряженно, кроваво и страшно пытались добиться обыкновенные люди вокруг него. Годами он разрабатывал свою теорию реактивного движения, строил модели, делал расчеты, изобретал средства для выхода человечества за те извечные пределы, где на счастье и справедливость можно расчитывать только с оружием в руках. Когда труд его был почти закончен, в дом к нему постучался молодой человек. Одетый как авиатор, он и вопросы задавал, связанные с одной авиацией, но глухой старик, в которого давно уже превратился Константин, твердо стоял на своём. Прикладывая к уху огромную слуховую трубу, он терпеливо выслушал все вопросы молодого инженера о возможном использовании реактивных приборов для разгона планеров и при строительстве самолетов, а потом стал показывать ему свои чертежи. "Кому нужно небо, если подняться можно гораздо выше?" - сказал он гостю, разворачивая перед ним на столе гигантский лист ватмана. Авиатор долго смотрел на чертеж ракеты, потом снова взялся расспрашивать, на этот раз ещё более горячо, однако про самолеты уже не вспоминал. Провожая его поздно вечером до калитки, старик рассказал и о своих давних беседах со странным помощником библиотекаря, оказавшимся, как он позже узнал, внебрачным сыном князя Гагарина. "Гагарин?" - переспросил старика гость, - "Хорошая фамилия. Я запомню." Написали с женой)
А ты один дома готовишь?