Медики пишут о себе...

[Poll1248]

Сегодня ночью наткнулся.

Ссылка на автора onoff49 в ЖЖ http://onoff49.livejournal.com/?skip=50 - кстати вообще интересно почитать.

 

Лечение с помощью эвтаназии.

По просьбе хорошего знакомого осматривал сегодня больного ребёнка «на дому»

Привезли меня за город в огромную домину с парком и охраной.

Есть, наверное, и более богатые дома, не один же он такой, но я богаче – не видел. Голубые, *ЦЕНЗУРА*, ели, как у Мавзолея, мрамор, хрусталь, мебель «ножки гнуты».

Грешен - позавидовал: «Живут же люди!»

Но когда осмотрел ребёнка– устыдился: в хорошей пастели на шёлковых простынях лежал парализованный злобный идиот с выпученными глазами и редкими рыбьими зубами.

Мама мальчика, обесцвеченная блондинка с выжженным лицом, сказала, стряхнув сигаретный пепел в чашку с кофе:

- Он раньше лучше был. А сейчас – как с ума сошел: орёт, кусается. Представляете: нагадит, а потом говно по лицу размазывает!

Что тут скажешь! Растёт мальчик. Половые гормоны в нём кипят и бунтуют. Там где обычный подросток дерзит, предаётся онанизму и убегает из дома, подросток-олигофрен удовлетворяется фекальными масками и копрофагией.

Говорю об этом мамаше, советую показать ребёнка психиатрам.

Мамаша безнадёжно машет очередной сигаретой:

- Смотрели его в Америке и Фейнголвд и Тейлор! Бесполезно…

В хорошую же я компанию попал!

Говорю:

- К сожалению, методами нейрохирургии помочь в этом случаи невозможно.

Мамашка, наливает себе в недопитое кофе коньяк:

- Вам налить?

Хороший коньяк, но лучше отказаться.

- Может быть, ему надо что нибудь удалить из мозга? – говорит женщина.

 

Есть такая картина у Босха: «Удаление камня глупости». И сейчас есть специалисты по таким операциям. Только названия таким операциям придумывают более «научные».

 

Ещё раз рассказываю об этиологии и патогенезе заболевания ребёнка.

Мамаша, не один раз уже всё это слышавшая в США, Германии, Китае и ctr. окончательно теряет ко мне всякий интерес.

Прощаемся.

 

Мужественные родители! Вполне могли бы поместить мальчика в специализированное учреждение с хорошим уходом, но они предпочли сами нести свой крест.

 

Судьба большинства таких больных чаще всего – трагична.

В больниц их долго не держат, а дома создать им нормальные условия чаще всего бывает невозможно.

 

Старуху после травмы головного мозга в одной семье держали в ванной. Клали на дно ванны сетку от гамака, потом – голую бабку. Больная так и лежала там сутками, справляя все свои надобности «под себя». Когда начинало уж очень сильно вонять, старуху приподнимали на этой сетке и обмывали душем.

Как сами изобретатели обходились без ванной – не знаю.

 

В одной кубанской станице уже взрослого безумца держали при любой погоде во дворе дома. Не мудрствую, посадили его на собачью цепь, надев ошейник. Больной выглядел очень здоровым: загорел, закалился. Имел отменный аппетит. Сердобольные станичники бросали ему съестное через невысокий штакетник. Мальчишки – дразнили.

Безумец рвался с цепи и кричал:

- Бучнень, бучнень!

Это означало, со слов людей знающих, «ячмень». Почему то только это слово сохранилось в повреждённом мозге.

 

В этой же станице, в закутке курятника, держали бабулю, «выздоровевшую» после инсульта. Периодически любящие дети выводили её во двор и отмывали от куриного и собственного бабусиного помёта струёй воды из садового шланга.

Эта больная была достаточно адекватна. Но речь её состояла только из слов: «динь- динь».

Удивительно, но с помощью этого «колокольчика», мимики и жестов бабушка могла рассказать практически всё!

В станице её так и звали - «бабка Динь-динь».

 

Наше отделение, особенно его нейротравматологическая часть – надёжный поставщик таких больных.

Раньше мы могли пристраивать выживших травматиков в неврологические отделения и небольшие местные больнички.

Теперь же, когда идя на встречу пожеланиям россиян, наши организаторы всё модернизируют, оптимизируют и всяко разно улучшают – больные остались за бортом здравоохранения. Не для них оно создавалось, это здравоохранение с социальным недоразвитием пополам!

О реабилитации больных никто думать не хочет. Пилить деньги можно и без больных.

 

Короче, разбив лбы об стену, мы вынуждены теперь выписывать беспомощных пациентов просто домой.

Там они и доживают в чуланах, дальних комнатах, курятниках и …

Хорошо, если не в сортирах.

Отчаявшиеся родные, устав от вони, стонов и пролежней, периодически вершат над своими больными эвтаназию. Обычно с помощью подушки. Особенно она ( подушка) эффективна у детей.

 

А одна мамаша, долго не заморачиваясь, ввела в зонд больному сыну уксусную эссенцию.

Всё обнаружилось, и тётку посадили.

Но сколько таких случаев остаётся «за скобками» правосудия!

 

Возможно, когда нибудь у нас создадут достаточное количество реабилитационных центров, интернатов и хосписов.

Но я не сомневаюсь, что и они превратятся в предприятия для добывания бобла хамоватыми неучами.

 

Нет у меня основания надеяться на иное.

Изменено 12 декабря, 2011 пользователем Стиг (The Stig)

[ellis]

Сегодня ночью наткнулся.

Ссылка на автора onoff49 в ЖЖ http://onoff49.livejournal.com/?skip=50 - кстати вообще интересно почитать.

 

 

Паш, спасибо.

[Poll1248]

ИМХО. Это не статья а рассказ, о жизни и любви. Надеюсь alnik, ellis и другим докам понравиться.

 

Недотыкомка. onoff49 (с)

 

Каждое утро заведующий реанимацией звонит главному врачу или начмеду:

 

- Нам из-за нейрохирургов нормальных людей оживлять уже негде! Они завалили нас раненными в голову по самое «не балуйся» и всё лечат их и лечат! На десяти из шестнадцати наших коек – десять нейрохирургических больных! Послеоперационных класть некуда!

 

Начмед хватает свою глеевую авторучку с красным стержнем и, путаясь в юбке (начмед у нас – женщина), поспешает в реанимацию.

Если не успею спастись в операционной – в реанимацию для ответа призывают и меня.

 

Начмед начинает орать, краснея и энергично тряся историей болезни. Плохо подклеенные бланки анализов и информированных согласий разлетаются, как осенние листья по реанимационному залу.

- П.К! Что за дела? До операции вот этот ваш больной в сознании был, сам дышал и гемодинамика у него устойчивая была. А после операции – в коме, сам не дышит, и давление держит только на допмине! Это как называется?! Реанимационную койку зря занимает! Вы уж определитесь! Туда его (машет историей в сторону потолка) или в своё отделение забирайте.

 

Кто ж его знает, «что за дела»?! Может, заболел чем …

Вслух объясняю:

- У больного – перелом второго шейного позвонка с повреждением спинного мозга. Рядом, чуть выше – ствол головного мозга. Отёк шейного отдела спинного мозга, имевшийся после травмы, усугубился травмой операционной и распространился на ствол головного мозга. А там, в стволе – дыхательный и сосудодвигательный центры, лимбическая система. Вот вам и кома с нарушением дыхания и низким давлением.

- Так, может быть, и не надо было оперировать?

- Как это « не оперировать»? – удивляюсь я.

Хотя те, кто меня не любит, скажут:

- Конечно, не надо было! Руки чешутся у этого П.К и всегда впереди головы идут!

Те же, с кем дружу, за меня заступятся:

- Тут – к бабке не ходи – оперировать надо было. 100 процентов!

И только люди умные и битые жизнью, скажут, закуривая и сплёвывая крошки «Беломорканала»:

- А х@й его знает – «надо - не надо»! Оно всяко разно бывает…Больной то что? Не умер ещё?

Нет, почти не умер.

Но без сознания и индифферентен, поэтому к истерике начмеда и инсинуациям зав. реанимации.

Аппарат ИВЛ вдувает в него воздух, не давая бессмертной душе покинуть то, что осталось от Сергея Петровича Попова.

Из дыхательной трубки отчётливо попахивает гнильцой.

В вены Петровича льётся всякая химическая дрянь.

Подсыхают роговицы бессмысленно открытых, немигающих глаз.

Периодически медсестра накрывает глаза больного влажными салфетками и тут же, невзначай, смахивает салфетки долой во время различных манипуляций.

 

Сегодня же сделаем блефарорафию!

Через инсулиновую иголку «надуем» шприцом веки больного воздухом до полного их смыкания и на три – четыре дня покой глазам обеспечен.

Правда каждый раз потом приходится объяснять родственникам откуда у покойника «фингалы» в области обеих орбит.

 

Говорю супостатам:

- Делайте, что хотите! Вот больные, вот истории болезни. Напишете, что они не нуждаются в лечении в условиях реанимационного отделения и могут быть переведены в нейрохирургию – заберём к себе! А по своей воле я его в своё отделение не возьму!

 

Ущипнул с отвращением начмеда за попу и ушёл в своё родное нейрохирургическое отделение.

Начмед, когда была простым реаниматологом – очень недурна была собой!

Увы, где прошлогодний снег?

 

Я уже подходил к дверям ординаторской, как вдруг от стены отделился серый, словно выцветший мальчик лет 11-12.

Худенький; серые внимательные глаза, сивый чубчик, застиранная сиротская рубашонка застёгнутая под самое горло на все пуговицы.

«Опять?» - подумал я

 

Мальчик спросил:

- Вы ведь зав. отделением? А я - сын Попова. Он у вас в реанимации лежит. Вы ему водку даёте?

 

Завёл я мальчонку в ординаторскую.

В углу, у компьютера, Марина, распустив по спине непозволительно шикарные свои волосы, шустро шелестит по клавиатуре. Клепает на меня очередную анонимку.

 

Липки сидит на стуле по центру ординаторской. Напротив него - перепуганный больной, скорчившийся на диване.

Липкин громким голосом информирует его о необходимости хирургического лечения:

 

- Сейчас вам 50 лет. Но вам будет и 55 и 60 лет. Вы наберёте излишний вес. Нагрянет сахарный диабет или астма. И вот вы опять, без вариантов, придёте к нам! Но тогда уже мы не захотим вас оперировать.

Больного слабо возражает:

- Моего соседа так вот прооперировали, и у него парализовало обе ноги. Мочиться перестал…

- Не знаю, где и кто оперировал вашего соседа, но у нас такого не бывает!

- Его вы оперировали. В прошлом году, перед Пасхой…Может, помните? Иванов его фамилия. Лысый такой, с церквами на груди…

 

Налил я мальчонке чаю, дал бутерброд с колбасой.

Потом ещё и ещё один. Пацан в миг всё слопал, а больше у нас – не было.

Марина побежала в буфет добывать чего – нибудь съестного, а я сказал:

 

- Ну, папа, так папа. Расскажи, зачем твоему папе нужна сейчас именно водка?

- Он перед травмой несколько дней пил. Если сейчас ему выпить не дать – у него судороги начнутся. Его, когда уже пить не может, на второй день всегда трясёт, выгибает… Изо рта – пена. Может обмочиться. Надо несколько дней давать ему водки по глоточку. Тогда судорог не бывает и сон приходит.

- Понятно. Пьет папаша?

- Он пить стал, когда мама умерла. А если не пил, то лежал целыми днями с открытыми глазами и ничего не ел. Или начинал всё крушить в квартире. Тогда надо обнять его и сказать на ухо: «Мама тебя уже простила!» Он сразу затихает и начинает всё понимать.

 

Позвонил я реанимационному заведующему и передал ему разговор с мальчишкой.

- Нет проблем. - согласился тот.- Сейчас зальём в зонд разведённого спиртика с глюкозой.

 

Наконец мальчонка наелся, и мы пошли с ним в реанимацию.

 

Сцена всё та же.

С теми же исполнителями и действующими лицами: ИВЛ, плохо живой серо- жёлтый труп Сергея Петровича, санитарка Неля, имитирует влажную уборку. Дежурная сестра всех ночных дежурантов Вера смотрит на беззвучно мигающую лампочку «алярма», соображая: «К чему бы это?».

 

Мальчик Саша (а это был именно он), подошёл к распростёртому больному.

Некоторое время он смотрел на него молча, а затем наклонился, обнял и что- то зашептал ему на ухо.

Когда мальчик выпрямился и отошёл от кровати я увидел, что на подушке, слева от лица умирающего, лежит красное яблоко.

 

Мальчик сказал:

- Спасибо. Я пойду?

- Само собой. Когда ещё раз появишься у нас?

- Не знаю. Это ведь не всегда от меня зависит.

Мы шли с ним по длинному коридору. Вдруг холодный сквозняк с грохотом распахнул дверь, на «чёрную» лестницу ведущую вниз.

- До свидания. – сказал голос мальчика Саши.

Когда я обернулся, что бы ответить – мальчика рядом уже не было.

 

Часом позже мне позвонили из реанимации и бодро сообщили:

- Попова мы переводим к вам. Пришлите девочек с каталкой.

- Я вам «переведу»! Сейчас посмотрю и тогда – решим!

 

Сергей Петрович глянул на меня совершенно ясными глазами и улыбнулся.

Дышал он свободно и глубоко. Пульс и давление - приличные.

Движения в конечностях ещё слабы, но они – были!

 

Подошёл зав реанимации.

Я спросил у него:

- А почему ты наше нейрохирургическое яблоко уже подложил больному Свиридову с перитонитом? Пока не завяло – отдай его нашему Харченко! Тому, что помирает после удаления опухоли мозолистого тела головного мозга.

- Что значит «наше нейрохирургическое»? Сашка этот умер у нас с тобой ровно двадцать лет назад прямо на операционном столе. Ты оперировал, я – наркоз давал. Так что яблоки – общие! Так ведь и не знаем от чего он умер… Заводили, заводили мы его , все рёбра переломали. И всё без толку – умер. И ведь операция была пустяковая! Пойдём, дёрнем за него по чуть – чуть. За то, что зла на нас не держит, за то, что помогает…

 

-Не, я не могу. Я в «завязке»! Живи, не кашляй. И присмотри за этой блядью Веркой, а то ведь сожрёт ненароком Сашино яблоко. А оно нам ещё не раз пригодится!

Изменено 25 ноября, 2011 пользователем Poll1248

[Poll1248]

из ЖЖ http://dpmmax.livejournal.com/

 

До Нового года остаётся чуть больше месяца. Скорее всего, перед тридцать первым декабря народ сделает небольшую передышку в своей извечной диалектической попытке упить неупиваемое, а кое-кого, из разряда особо провинившихся и сугубо подкаблучных, возьмут на короткий поводок и приведут кодироваться, но это будет потом. А сейчас отмечается конец третьей недели со дня праздника народного единства, икаются отголоски Хэлоуина — словом, нам и наркологам работы не убавляется.

 

Получив на руки этот вызов, Денис Анатольевич присвистнул и переспросил у диспетчера — мол, разве мы в пригородные сёла ездим? Оказалось, что да, что это село как раз из тех, что теперь вошли в состав города, поэтому можно брать с собой баян, дорожка будет длинною. Пожалев, что на подстанции нет вертолёта, экипаж загрузился в барбухайку и взял курс за город. Уже на подъезде к внушительному особняку, чей адрес как раз значился в талоне вызова, спецбригада второй раз посетовала на отсутствие вертолёта. Желательно боевого, с аминазиновыми самонаводящимися ракетами и транквилизаторным пулемётом Гатлинга. Из особняка, нарушая тишину морозного вечера, доносились выстрелы.

 

Единогласно было принято решение дать родной полиции шанс проявить героизм и воинскую смекалку. Те приехали довольно быстро и сработали чётко и слаженно, повязав стрелка в считанные минуты, после чего махнули рукой спецбригаде — мол, заходите, уже можно.

 

Обстановка гостиной залы впечатляла, даже несмотря на зияющие в дорогой антикварной мебели рваные дыры и россыпь битого стекла и стреляных гильз на дубовом паркете. Шикарная импортная многозарядка двенадцатого калибра с открытым затвором (проверено — патроны извлечены) была аккуратно прислонена к камину, подальше от автора батального натюрморта. Сам художник, крепко сбитый мужчина, чей хабитус практически не оставлял сомнений в его роде занятий в лихие девяностые, сидел в наручниках на софе и успокаивал расстроенную мать:

 

- Я тебе говорю, не убивайся ты так! Видишь — легавые приехали, тебе защита будет от этих...уууу, козлятина мелкотравчатая! - рявкнул он в пустой угол и попытался погрозить кулаками в наручниках.

 

- Нету там никого, вот хоть у докторов спроси, сынок! Ох, горе моё луковое, ну разве ж можно столько виски выкушивать, да ещё каждый божий день, да без продыху! Как будто мне отца-покойника было мало с его горячками, топорами и ревностью!

 

- А вот и спрошу, нечего меня тут за лошару держать! Слышь, пацаны, - обернулся он к спецбригаде — гномов видите вон в том углу? И в том. И на подоконнике. И на камине. Ёк-макарёк, некогда мне тут с вами рамсить, когда дома такой беспредел творится! Слышь, командир, - это уже полицейскому — ну, хоть ты шмальни в эту шелупонь, чё они мне тут своими херами грозятся!

 

- Я те шмальну! - беззлобно огрызнулся полицейский. - Ты чего из хоромов стрельбище устроил? Допился до чёртиков, блин...

 

- Ничего я не допился! Я второй...нет, даже третий день, как в завязке! И чёртиков никаких у меня нет. Я ж объясняю — воот такие (жест руками в наручниках в метре от пола) гномики, наглые, падлы — смеются и херами так грозно размахивают. А приборы у них будь здоров, в половину их роста! И кому? Да я пацан конкретный, ко мне даже Фортуна боится задом повернуться! А они смеются и размахивают, смеются и размахивают...

 

- Я бы на вашем месте уже полчаса как дрался, - посочувствовал Денис Анатольевич.

 

- Так вот же! Я сначала хотел их своими руками придушить...

 

- И уронил буфет! - напомнила мама.

 

- А кто ж знал, что они такие шустрые! Ну, ничего, думаю, сейчас вы у меня пошустрите!

 

- И расстрелял всю мебель, - подытожила мама.

 

- Да ладно тебе, деньги — не главное! Главное — честь! Короче, вальни их, командир, их разводить нечего, они всё равно без понятий! А я прикопаю. Калым вам выйдет, не обижу, я-то с понятиями!

 

- Ну что, доктора, берёте его себе? - поинтересовался старший.

 

- Берём. Свезём в наркологию подарочек, пусть порадуются, - сказал Денис Анатольевич и повернулся к пациенту. - Пошли, болезный. Тебя как зовут-то? Белоснежка? То есть, Белоснег?

 

- Сам ты Беломор! Толя меня звать.

 

- Поехали, Толя, полечим твоё неграмотное похмелье. А ребята пока гномиков замочат и прикопают. Правда?

 

- Не вопрос! - заверили полицейские.

 

Загрузив Анатолия в салон, спецбригада направилась в наркологию. Анатолий вёл себя беспокойно: пытался выглянуть в окно, заглянуть под сиденья — не просочился ли гном-диверсант? Потом он сфокусировал взгляд на фельдшере. Оценил невысокий рост, коротко стриженые чёрные курчавые волосы, бородку...

 

- У тебя рога растут!!! Ты — чёрт!!! АААА, ОТКРЫВАЙТЕ, Я ВЫХОЖУ!!!

 

В салоне барбухайки образовалась небольшая свалка, поскольку намерение сойти на полном ходу у Анатолия было очень даже серьёзным. В итоге из притормозившей у крыльца наркологического диспансера машины слегка взъерошенный экипаж вывел слегка помятого пациента. Дежурный доктор взялся за расспросы, но Толя вспомнил лихую молодость и ушёл в глухую несознанку — мол, не было ничего, зря дело шьёшь, начальник! Доктор укоризненно посмотрел на Дениса Анатольевича — мол, зачем гражданина повязали, он же вполне спокоен, никакой горячки, всё чисто... Денис Анатольевич пожал плечами и попросил санитара позвать забытого на улице фельдшера, а то вредно столько курить на морозе.

 

Расчёт на провокацию оказался верен: стоило фельдшеру заглянуть в кабинет и поинтересоваться, какого ангела этот хмырь ещё не на сковородке, как пациент взорвался:

 

-- ЧЕРТИ! Я ТАК И ЗНАЛ!! ВЫ ВСЕ ЧЕРТИ!!! МЛЯАААА, ХОЧУ ДОМОЙ, К ГНОМИКАМ!!!!

 

Нарколог обменялся взглядом с Денисом Анатольевичем, вздохнул и сел заводить историю болезни.

[Karmadon]

Тема разделена. Обсуждение современной медицины тут

[Poll1248]

Очень интересное мнение о Ленине и его здоровье от автора onoff49 (врач). Кстати я даже не знал что у него брали спиномозговую жидкость на Вассермана.

 

 

 

Болезнь Ленина

Мозг Ленина – уникален!

Тех, кто напрягся и готов ринуться в политические дискуссии, очень прошу – расслабьтесь.

Речь идёт исключительно об анатомо-физиологических особенностях головного мозга Ленина, а не о его делах.

 

Обычный человечий мозг не вынес бы и сотой доли тех ударов, которые обрушила болезнь на мозг Ленина.

 

Согласно протоколу вскрытия трупа Ленина, левая сонная артерия, снабжающая левое полушарие головного мозга, представляла собой плотный тяж, без просвета. Т.е. кровь по этой артерии в мозг поступать не могла.

Левое полушарие головного мозга было значительно уменьшено в размерах и мозговое вещество лобной и височной долей было замещено кистами с жидким содержимым.

И это - доминантное полушарие!

Полушарие, отвечающее за логику, способность к синтезу и абстрагированию. Оно же отвечает за речь.

Это полушарие сохраняет и применяет все приобретенные в течение жизни навыки

.

Получается так, что небольшое количество сохранившихся мозговых клеток Ленина, находящихся в условиях кислородной недостаточности и плохого питания, смогли удумать советы постороннего, революцию, военный коммунизм, НЭП и Брестский мир.

Трудно себе представить, что мог бы совершить Ленин, будь его мозг здоров!

 

Изменения в сосудах мозга у Ленина возникли давно. Гораздо раньше 22 мая, когда произошла окончательная катастрофа

 

Воспоминания младшего брата Ленина, Дмитрия Ильича.

"По официальным данным, Владимир Ильич заболел в 1922 году, но он рассказывал мне осенью 1921 года, что он хочет жить в Горках, так как у него появились три такие штуки: головная боль, при этом иногда и по утрам головная боль, чего у него раньше не было. Потом бессонница, но бессонница бывала у него и раньше. Потом нежелание работать. Это на него было совсем не похоже... Бессонница у него всегда бывала, он и за границей жаловался, а вот такая вещь, как нежелание работать, -- это было новым".) "С марта 1922 года начались такие явления, которые привлекли внимание окружающих. Выразились они в том, что у него появились частые припадки, заключавшиеся в кратковременной потере сознания с онемением правой стороны тела. Эти припадки повторялись часто, до двух раз в неделю, но не были слишком продолжительными -- от 20 минут до двух часов. Иногда припадки захватывали его на ходу, и были случаи, что он падал, а затем припадок проходил, через некоторое время восстанавливалась речь, и он продолжал свою деятельность".

 

22мая 1922 года у Ленина развился «приступ»: потерял сознание, «отказали» правые конечности (правосторонний гемипарез), грубо нарушилась речь - он не мог говорить и не понимал обращённую речь ( моторная и сенсорная афазии).

Проявления заболевания полностью соответствуют тем поражениям мозга, которые потом найдут при вскрытии.

 

В полном собрании сочинений Ленина есть его письмо 1913 года Максиму Горькому, которого взялся лечить доктор Манухин:

"Известие о том, что вас лечит новым способом "большевик", хотя и бывший, меня, ей-ей, обеспокоило. Упаси Боже от врачей-товарищей вообще, врачей-большевиков в частности! Право же, в 99 случаях из 100 врачи-товарищи "ослы", как мне раз сказал хороший врач. Уверяю вас, что лечиться (кроме мелочных случаев) надо только у первоклассных знаменитостей. Пробовать на себе изобретение большевика — это ужасно!"

 

Ленина взялись лечить не «ослы». Были приглашены известнейшие доктора ещё старорежимной России и светила из Европы.

 

Нонне, Минковски, Бумке , Кожевников, Елистратов, Бехтерев, Штрюмпель, Фёрстер, Борхардт и ещё более двадцати известнейших врачей.

 

Дело кончилось тем, что Ленин не стал контактировать с немецкими врачами, прогонял их и всячески демонстрировал своё нерасположение.

Даже его постоянный и наиболее ценный доктор Фёрстер делал свои назначения, не осматривая больного, а, только опираясь на сведения русских врачей, к которым Ленин благоволил.

Со слов Кожевникова, Ленин сказал однажды: «Немецкие врачи для русского человека – невыносимы!»

 

Немецкие врачи в долгу не оставались.

Вот ехиднейшая зарисовка психиатр Освальд Бумке.:

«Как правило, ежедневно в приемной Ленина... дежурили восемь врачей, шесть русских и два немца... Русские врачи были необычайно хорошо подготовлены в медицинском отношении, все они были хорошими диагностами и блестящими исследователями, некоторых осеняли великолепные научные идеи. Одного им недоставало — способности действовать. Во время многочасовых дискуссий мне часто казалось, что я вижу перед собой точную копию российского генштаба, который в самые тревожные моменты Мировой войны пускался в такие же длинные дебаты в поисках лучшей стратегической идеи... Нередко мы часами спорили о мерах, которые у нас принимают помощник врача или медсестра. Когда же эти переговоры, подчас прерываемые рассуждениями... о русской и немецкой душе, о каком-нибудь научном труде или вопросе мировоззрения, приносили хоть какой-то результат, внезапно один из русских врачей вновь заводил ту же волынку: «А вы не думаете, что лучше бы сделать то-то и то-то?»

 

 

На мой взгляд, все эти доктора совершили три основные ошибки в лечении Ленина.

 

1. В начальном периоде они приняли проявления болезни Ленина за переутомление.

Возможно, это было результатом того, что не всё о течении заболевания им было рассказано, возможно, что это результат слишком большого количества знаменитостей у постели больного.

Возможно «сбивало с толку» то, что состояние Ленина очень быстро улучшалось после, казалось бы, фатальных проявлений болезни.

В течение двух месяцев у него было не менее десяти эпизодов с судорогами, развитием гемипареза и нарушением речи. И все эти явления самостоятельно и быстро полностью исчезали!

Только сам Ленин сразу поставил себе диагноз верно!

Он сказал:

: "Так когда-нибудь будет у меня кондрашка. Мне уже много лет назад один крестьянин сказал: "А ты, Ильич, помрешь от кондрашки", - и на мой вопрос, почему он так думает, он ответил: "Да шея у тебя уж больно короткая".

 

2. Вторая ошибка – это диагностирование у Ленина сифилиса.

Для врачей России, воспитанных на традициях С. П. Боткина, который говорил, что "в каждом из нас есть немного татарина и сифилиса" и что в сложных и непонятных случаях болезней следует непременно исключить специфическую (т. е. сифилитическую) этиологию заболевания, такая версия была вполне естественной. Тем более что в России сифилис в конце прошлого - начале текущего века в разных формах, включая наследственную и бытовую, был широко распространен.

Но такого - же мнения придерживались и немецкие врачи.

После осмотра Ленина профессор Штрюмпель ставит диагноз: endarteriitis luetica (сифилитическое воспаление внутренней оболочки артерий - эндартериит) с вторичным размягчением мозга. И хоть лабораторно сифилис не подтвержден (реакция Вассермана крови и спинномозговой жидкости отрицательна), он безапелляционно утверждает: "Терапия должна быть только специфической (то есть антисифилитической)".

 

Весь врачебный ареопаг с этим согласился.

 

Ленину стали энергично проводить специфическое лечение. Ему вводятся препараты мышьяка, висмута и йодистые препараты. Т.е. препараты для лечения сифилиса.

Улучшения это не приносит и, более того - неврологическая симптоматика усугубляется.

Вследствие этого, а так же из-за того, что анализы крови и спинномозгового ликвора Ленина не подтвердили сифилис, от лечения этими препаратами отказались

 

Не были обнаружены признаки сифилиса и при посмертном изучении тканей Ленина.

 

3. Третья ошибка – бесполезное удаление одной из пуль, которыми был ранен Ленин.

Была выдвинута теория об отравлении Ленина свинцом этих пуль.

Немецкие профессора Клемперер и Ферстер настаивали на удалении пуль, находившихся в тканях правого плеча и в правой надключичной области после покушения на Ленина 30 августа 1918 года на заводе Михельсона в Москве.

Сам Ленин относился к этому предложению скептически: "Ну, одну-то давайте удалим", - согласился он с Розановым, предложившим извлечь пулю, расположенную под кожей над правой ключицей, и не трогать другую. И добавил: "Чтобы ко мне не приставали и чтобы никому не думалось".

22 апреля 1922 года в Институте биофизики Ленину сделали рентгенограмму грудной клетки, а 23 апреля его госпитализируют в Солдатенковскую больницу. Из Германии был приглашен хирург Борхардт, который и удалил надключичную пулю.

Ленин хотел тотчас после операции уехать, однако врачи настояли оставить его в палате нынешней Боткинской больницы на сутки.

 

***

 

Поражает способность мозга Ленина быстро восстанавливаться после инсультов.

22 мая 1922г – паралич правых конечностей, нарушение речи, а уже 2 июня профессор Ферстер отметил:

"Исчезли симптомы поражения черепно-мозговых нервов, в частности лицевого и подъязычного, исчез парез правой руки, нет атаксии, ненормальные рефлексы (Ба-бинского, Россолимо, Бехтерева) отсутствуют. Восстановилась речь. Чтение беглое. Письмо: делает отдельные ошибки, пропускает буквы, но сейчас же замечает ошибки и правильно их исправляет".

11 июня Ленину почувствовал себя здоровым.

Проснувшись, он сказал: "Сразу почувствовал, что в меня вошла новая сила. Чувствую себя совсем хорошо... Странная болезнь, - прибавил он, - что бы это могло быть? Хотелось бы об этом почитать".

Болезнь и в самом деле носила необычный характер.

Параличи и парезы то правой руки или правой ноги, то той и другой вместе повторялись в дальнейшем многократно и быстро исчезали.

Головные боли носили тоже периодический характер и без какой-либо одной определенной локализации.

У Ленина изменился почерк - он стал мелким, бросалась в глаза трудность выполнения простых арифметических задач, утрата способности к запоминанию, но, что самое поразительное, полностью, до последней финальной стадии, сохранялся профессиональный интеллект.

Ноябрь 1922 года - последний активный месяц в политической жизни В. И. Ленина. Он по-прежнему ведет заседания Совнаркома, участвует в заседаниях политбюро, Совета Труда и Обороны, выступает на немецком языке 13 ноября на IV конгрессе Коминтерна с докладом "Пять лет российской революции..." Последнее его публичное выступление было 20 ноября 1922 года на пленуме Московского Совета.

 

22-23 декабря 1922 года здоровье Ленина вновь ухудшается - парализована правая рука и правая нога. Ленин не может смириться со своим положением.

Он просит консилиум врачей "хотя бы в течение короткого времени диктовать "дневники". На совещании, которое собрал Сталин 24 декабря 1922 года с участием Каменева и Бухарина и врачей, было принято следующее решение:

 

"1. Владимиру Ильичу предоставляется право диктовать ежедневно 5- 10 минут, но это не должно носить характера переписки и на эти записки Владимир Ильич не должен ждать ответа. Свидания запрещаются.

 

2. Ни друзья, ни домашние не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений".

 

Началось предсмертное заточение Ленина.

Складывается впечатление, что соратники хотели побыстрее избавится от вождя.

 

А в это время мозг Ленина пытается справиться с болезнью: ухудшение, сменяется периодами значительного улучшения.

Мне кажется, что созданный для Ленина «охранительный» режим – пагубно сказывался на его состоянии.

Человека, чья жизнь заключалась в борьбе, полемике, решении важных вопросов – был насильственно выкинут из активной жизни.

Окружающие отмечали, что состояние Ленина улучшалось после визитов приятных ему людей. Но всеми свиданиями руководил Сталин.

Ленину, неплохому шахматисту, врачи разрешили играть только в шашки и только с противниками, заведомо слабее его в этой игре.

Значительно ухудшило состояние Ленина и инцидент между Сталиным и Крупской.

Ленин потребовал от Сталина в письме извинений и…. получил эти извинения в ещё более издевательской форме.

 

***

Летом 1923 года, начиная с 15-18 июля, Ленин начинает ходить, пробует писать левой рукой, в августе уже просматривает газеты.

Преданная Надежда Константиновна Крупская ухаживает за больным, учится понимать его жесты, отдельные слова, интонации, мимику. Крупская пишет в письмах И. А. Арманд (дочери И. Ф. Арманд) - Другу семьи В. И. Ленина: "Живу только тем, что по утрам В. бывает мне рад, берет мою руку, да иногда говорим мы с ним без слов о разных вещах, которым все равно нет названия", и позже: "Милая моя Иночка, не писала тебе целую вечность, хотя каждодневно думала о тебе. Но дело в том, что сейчас я целые дни провожу с В., который быстро поправляется, а по вечерам я впадаю в очумение и неспособна уже на писание писем. Поправка идет здоровая - спит все время великолепно, желудок тоже, настроение ровное, ходит теперь (с помощью) много и самостоятельно, опираясь на перила, поднимается и спускается с лестницы. Руке делают ванны и массаж, и она тоже стала поправляться. С речью тоже прогресс большой - Ферстер и другие невропатологи говорят, что теперь речь восстановится наверняка, то, что достигнуто за последний месяц, обычно достигается месяцами. Настроение у него очень хорошее, теперь и он видит уже, что выздоравливает, - я уж в личные секретари к нему прошусь и собираюсь стенографию изучать. Каждый день я читаю ему газетку, каждый день мы подолгу гуляем и занимаемся..."

 

Лечением Ленина, в основном, руководил Фёрстер.

Лекарств он много не назначал (их как тогда не было, так и сейчас нет!), а, в первую очередь, назначал массаж, ванны, усиленное питание, физические упражнения и прогулки.

Собственно, и сейчас - это основные лечебные мероприятия при лечении инсульта.

 

***

10 марта 1923 года припадок повторился и привел к стойким изменениям, как со стороны речи, так и правых конечностей.

14 марта начинается регулярная публикация официальных бюллетеней о состоянии здоровья Ленина. Ленин оказался прикованным к постели, без какой-либо возможности общаться с окружающими, тем более читать и писать.

Началось медленное угасание Ленина.

Поразительно то, что незадолго до смерти, состояние больного вновь улучшилось, и появились большие надежды на выздоровление.

 

Надеждам этим не суждено было исполнится.

 

PS

Я вижу много больных с заболеваниями мозга. Вижу эти мозги во время вскрытий. И поэтому не представляю, как Ленин мог не то, что бы работать, а просто жить с такими изменениями в головном мозге.

Поэтому - то я и начал этот текст с фразы: «Мозг Ленина – уникален!»

[Ruslan S]

Что за бред?

Тоже что ли в своей уютной жежешечке написать о жизни ИТ отрасли в фирмах...

 

А по теме медицины, народ чем больше будет курить пить колоться - тем больше будет уродов рождаться))))

[Poll1248]

Что за бред?

Тоже что ли в своей уютной жежешечке написать о жизни ИТ отрасли в фирмах...

 

А по теме медицины, народ чем больше будет курить пить колоться - тем больше будет уродов рождаться))))

 

напиши конечно, особенно если таким слогом хорошим получится.

 

вместо определения бред лучше минус жамкай, а то все равно интерпитировать твоё замечание трудно, то ли к теме то ли к последнему посту про ленина.

[ellis]

Получается так, что небольшое количество сохранившихся мозговых клеток Ленина, находящихся в условиях кислородной недостаточности и плохого питания, смогли удумать советы постороннего, революцию, военный коммунизм, НЭП и Брестский мир.

Советы постороннего изданы в 1917

Революция тогда же

брестский мир- 1918

НЭП провозглашён на съезде в 1921

 

Умер в 1924, болезнь описывается 1922годом. Мозги могли развалиться в период болезни.

Для подобных анатомических изменения вообще месяца достаточно, чтоб из нормальной мозговой ткани моск превратился в кашу.

 

Кароч мне не нравятся выводы морфолога.

[ellis]

Катастрофа.

 

[info]onoff49

13 декабря, 18:01

 

«Хирурги зашивают в животах больных тряпки и инструменты!

Доноры ездят по сёлам на чёрных машинах с надписью «Хлеб» и откачивают кровь у детей!

В поликлиниках заражают людей раком и гепатитом посредством прививок!

«Скорая помощь» убивает старушек «горячими уколами»!

Студенты медики вскрывая мертвецов, едят бутерброды с колбасой…

Дорогие друзья!На этом мы заканчиваем цикл радиопередач, посвящённых медицине России..»

 

Радиорепродуктор в углу обширного холла приёмного покоя больницы последний раз хрюкнул, захрипел присмертно и замолчал.

Усталая женщина в белом халате, одетом, как бы, задом наперёд, злобно швырнула тряпку в ведро с грязной водою:

- Твою мать! Помыла пол! Привезли кого то….

И тут же с грохотом и криками в приёмный покой ворвалась толпа возбуждённых людей. В центре этой толпы катилась больничная каталка с окровавленным человеком.

-Врача! Реанимация! Доложите премьеру!

Трое одинаковые и одетые, как пингвины, налетели на женщину мывшую пол:

- Тётка! Где врачи?! Срочно!

- Сейчас. Вот только диплом в угол поставлю….

Женщина сунула ведро и швабру за шкаф, вытерла руки о халат и села за обширный стол с телефонами.

- Ну, что у вас!?

- ……… ?

- Что смотрите? На бюджете мы! Я тут на две ставки - санитарка и на полторы – врач. Санитарок мы сократили для экономии: они лечить не умеют, а мы умеем всё. Если вам нужен главный врач, то это тоже я.

 

Человек на каталке заволновался:

- Конст…конст…конст….

- Да поняла я, что тебя Костей зовут! Вы его что, на органы привезли?

Нет? А что тогда за спешка?!

 

Пингвины закричали:

- Он не Костя! Он вам о конституции хочет напомнить и его праве на медицинскую помощь! Его Димой зовут!

- То - то я вижу, что лицо знакомое! И всё о правах, о правах… Какие права? Тихо умереть и то не дают…

 

Врач быстро наладила внутривенную капельницу, ввела препараты….

- Всё, ребята! Противошоковые мероприятия по стандарту, принятому на последнем собрании приёмного покоя, проведены. Первый литр физ. раствора в вену – бесплатно!

Дышит еще плоховато… Могу заинтубировать… Но если к аппарату искусственного дыхания подключать и бронхи санировать, то это уже к реаниматологу и за отдельную плату. Деньги у него есть?

Крики и стоны:

- Какие деньги!? Да вы знаете…!!!! Кто тут болеет перед вами, знаете?!

 

Старший пингвин с Чёрным чемоданчиком наклонился к врачу:

- Может, уладим это на месте? Все люди, всем жить надо… У него денег – только тысячная купюра.. Что бы расплачивался в магазинах перед камерами…Я понимаю – этого мало, так у меня есть! Я заплачу вам. Только давайте скорее: меня дома ждут. У младшенькой – день рождения. Да и за сверхурочные давно не платят…

 

- Я взяток не беру!

Можете обратиться в наше дочернее ОООО «Интерн». У них дёшево и всегда они под рукой: живут, спят и едят в больнице. Квартир то у них нет, и не предвидится.

- Почему четыре О?

- У них общество с очень ограниченной ответственностью.

- А хорошие врачи есть?

- Это вы о Равиковиче? Так он в соседней области живёт. В такую рань, ни за какие деньги не поедет за 700 вёрст киселя хлебать. А у вас самих, в свите, медика нет?

- Сократили, в исполнении известного приказа. У нас с законность строго, мать их…

- Понимаю я тебя. Но и ты пойми: платят нам и платят плохо - за выполнение муниципального заказа. Всё, что помимо заказа – у нас платно. Иначе – зубы на полку и помирай: и мы пропадем, и больница работать не сможет. На твоего шефа заказа – не было!

Пингвин затравленно огляделся:

- А если Вам министр здравоохранения прикажет? Вон в углу сидит и всё считает , считает…

- В гробу я её видАла! Думает, что медицину можно законами и приказами улучшить! Людей надо воспитать для медицины.

Надо что бы хорошо папой и мамой воспитанные дети, после двух лет альтернативной службы в санитарах, принимались в медицинский Вуз, как в космонавты – по строжайшему конкурсу.

..............................................................................................................................................

Короче! Я вам сейчас Анатольевича вызову. Он после операционного дня взял лишнего на грудь и отсыпается теперь у себя в кабинете. Дома

его жена пилит, как выпьет. Не сомневайтесь. Он специалист – лучше Равиковиче. Но реже - зашибает уж очень.

Если обещаете на хирурга с перегаром на гектар жалобу не писать – сейчас же позову.

Спасёт он гаранта.

 

Напомни мне, друг, что я там тебе наврала про взятки?

[ellis]

О чё нашла. Забавное.

 

СПЕРМАТОЗОИДЫ

 

Поступает женщина 35-летнего возраста с жалобами на сильные боли внизу живота. При вопросе "А не беременны ли вы? " отвечает, что 100% нет, т.к. всегда с мужем предохраняется. На вид очень разумная женщина. Ну, не беременна, так не беременна. Но после обследования становится ясно, что у женщины внематочная беременность. Врач, который был должен оперировать эту больную, решил уточнить, каким образом она «предохранялась». Выяснились удивительные подробности.

Женщина рассказала, что муж пользуется презервативами, а после акта они «убивают сперматозоиды».

«Каким образом?»- спросил гинеколог.

«Ну, после полового акта снимаем презерватив, и стучим им по полу. Все сперматозоиды там от этого погибают. А мне мужские половые гормоны ведь всё равно нужны, так я эту убитую сперму себе обратно ввожу». Врач долго не мог поверить, что его не разыгрывают.

 

РОДДОМ

 

Послеродовое отделение. Утренний обход

Врач: Мамочка! Сцедите грудь!

Новоиспечённая мамочка: « Себе или ребенку?»

 

В той же палате: « Женщина, что у младенца с бровками?

Родильница: « Это я какашками намазала»

Врач: « Зачем?»

Родильница: «А у нас в деревне примета такая. Что бы богатым рос».

 

НА ПРИЁМЕ У ВЕНЕРОЛОГА

Пациентка на прием к венерологу принесла презерватив со спермой на осмотр, объяснив, что ей не понравился цвет и запах. Каково было доктору!

 

БОЛИ В ЖИВОТЕ

 

.Привозят молодую женщину с болями в животе.

Доктор спрашивает: "Половой жизнью живете? "

Ответ: «Нет»

На операции нашли у больной внематочную беременность.

«Как же так? Вы же сказали нам, что не живёте половой жизнью!»- удивился врач.

Больная в ответ: "Один раз в 2-3 месяца - это ж разве жизнь?! "

 

ЕЩЁ БОЛИ В ЖИВОТЕ

 

.В диспетчерскую «скорой помощи» - поступает вызов "Болит живот". Отправляется фельдшер. Минут через 15 перезванивают - "Почему не едете"?

Диспетчер вежливо объясняет, что бригада отбыла и скоро будет. Вызывающий: "Так он же кровью истечет! ". Диспетчер - "При чём тут кровь? У него же живот болит? ". Ответ - "Ну, да - болит, потому что у него из живота нож торчит".

Немая сцена. Вызывается милиция, вдогонку фельдшеру посылается реанимационная бригада.

[Poll1248]

Советы постороннего изданы в 1917

Революция тогда же

брестский мир- 1918

НЭП провозглашён на съезде в 1921

 

Умер в 1924, болезнь описывается 1922годом. Мозги могли развалиться в период болезни.

Для подобных анатомических изменения вообще месяца достаточно, чтоб из нормальной мозговой ткани моск превратился в кашу.

 

Кароч мне не нравятся выводы морфолога.

 

есть ещё интереснейшая статья про смерть Пушкина, только больно длинная уж портянка, бушь читать?

[Малыш]

Давай

[Poll1248]

Михаил Давидов.

Дуэль и смерть А.С. Пушкина глазами современного хирурга

Михаил Иванович Давидов — доцент Пермской медицинской академии. Многие годы занимается изучением обстоятельств гибели Пушкина, Лермонтова и других русских писателей. Публиковался в журналах “Москва”, “Урал”.

 

 

Черная речка... Место в настоящее время если и не в центре, то никак уж не на окраине Санкт-Петербурга. Сюда даже можно добраться на метро. Февральский морозный вечер. Синие сумерки. Скоро будет совсем темно. Но уйти не могу. Где-то, совсем рядом, ритмично простучали и смолкли колеса поезда. Тишина. Густой снег и деревья, обступившие довольно скромный сероватый обелиск. На этом месте погиб Александр Сергеевич Пушкин.

 

Патриарх советской хирургии академик Борис Васильевич Петровский в 1983 г. писал: “...следует возвращаться к проблемам, связанным с лечением выдающихся людей, память о которых живет в сердце народа ...”1. История болезни Пушкина — предмет оживленных споров литераторов, ученых, медиков.

 

* * *

 

Воскресим в памяти предысторию рокового поединка.

 

“Все зло в женщинах!” — упорно твердят некоторые женоненавистники. Мог ли предполагать А.С. Пушкин в феврале 1831 г., когда связывал себя узами брака с юной Натальей Гончаровой, что этот союз уже через 6 лет полностью разорит его и приведет к гибели?

 

Лето 1831 г. молодые Пушкины проводили в Царском Селе, и очаровательная русская красавица была представлена императрице, которая пришла в восхищение, увидев ее. Всерьез заинтересовался Натальей Николаевной и Николай I.

 

Вскоре Пушкин был принят на государственную службу в министерство иностранных дел, а в декабре 1833 г. ему было пожаловано звание камер-юнкера (“что довольно неприлично моим летам”, — писал поэт). С этого момента Александр Сергеевич в сопровождении жены принужден был присутствовать на балах, маскарадах и других увеселительных мероприятиях, проводимых при дворе.

 

Николай I слыл чрезвычайно любвеобильным мужчиной. Для придворных красавиц было счастьем понравиться монарху и ответить ему взаимностью.

 

По словам П.Е. Щеголева, “при дворе было много прелестных и красивых женщин, но и среди них жена поэта с ее блистательной красотой занимала одно из первых, если не первое место”3. Тонкий ценитель женской красоты А.И. Тургенев после приема в Зимнем дворце по случаю именин Николая Павловича отметил, что Н.Н. Пушкина была там, несомненно, первая по красоте и туалету.

 

С 1834 г. Николай Павлович начинает играть роль поклонника, кавалера и “рыцаря” Натальи Николаевны. “Двору хотелось, чтобы Н.Н. танцевала в Аничкове, и поэтому я пожалован в камер-юнкеры”, — записал Пушкин в своем дневнике. Современник Пушкина П.И. Бартенев пишет: “Сам Пушкин говорил Нащокину, что царь, как офицеришка, ухаживает за его женою: нарочно по утрам по нескольку раз проезжает мимо ее окон, а ввечеру на балах спрашивает, отчего у нее всегда шторы опущены”4. Естественно, все это вызывало ревность Пушкина. “Не кокетничай с царем”, “твои кокетственные отношения с соседом”, — и другие подобные замечания в его письмах жене дошли до нашего времени.

 

Пушкина тревожили и отношения его жены с приемным сыном голландского посланника бароном Жоржем Дантесом-Геккерном.

 

Жорж Дантес, по национальности француз, родился в Кольмаре 5 февраля 1812 г. в семье барона Жозефа-Конрада Дантеса, владельца крупного имения, депутата французского парламента. Жорж получил первоначальное образование в колледже, а затем окончил Бурбонский лицей в Париже. В 1829 г. он принят в военную школу Сен-Сир, однако вскоре Дантесу пришлось покинуть ее, так как во время Июльской революции 1830 г. находился в составе войск, защищавших Карла Х. После изгнания короля и прихода новой власти Жорж решил уехать из Франции и искать счастья в другой стране.

 

Его выбор пал на Россию, где Дантес имел родственников из знатного рода Мусиных-Пушкиных. Последние отнеслись к нему довольно холодно, как к бедному родственнику. Однако фортуна улыбнулась ему. В мастерской художника Брюллова Жоржа заметил сам император Николай Павлович, которому вначале понравилась красивая фигура молодого француза, а затем и его убеждения (Дантес оставался преданным сторонником Бурбонов). На военную службу Дантес попал по личному распоряжению монарха. Князь А.В. Трубецкой вспоминал, что “в 1834 г. император Николай собрал однажды офицеров Кавалергардского полка и, подведя к ним за руку юношу, сказал: “Вот вам товарищ. Примите его в свою семью... Этот юноша считает за большую честь для себя служить в Кавалергардском полку; он постарается заслужить вашу любовь и, я уверен, оправдает вашу дружбу”. Это и был Дантес”5. Рекомендация императора обеспечила безвестному и небогатому французу весьма выгодное положение в придворном Петербурге. Его охотно принимали влиятельные вельможи.

 

На службе поручик Дантес не проявлял большого усердия. По данным полкового архива, Дантес “оказался не только весьма слабым по фронту, но и весьма недисциплинированным офицером”. Из полкового приказа от 19 ноября 1836 г. явствует, что он “неоднократно подвергался выговорам за неисполнение своих обязанностей, за что уже и был несколько раз наряжаем без очереди дежурным при дивизионе”6. За три года службы в полку поручик Дантес получил 44 взыскания! Тем не менее некоторые сослуживцы очень любили его за беззаботный нрав.

 

С 1834 г. Дантес стал появляться в обществе с голландским посланником бароном Луи Геккерном, хитрым и искусным дипломатом, мастером интриг, которого не очень любили в Петербурге. Разница в возрасте между Дантесом и Геккерном была сравнительно небольшой (Луи Геккерн был 1792 года рождения). Поэтому многие были удивлены, когда в мае 1836 г. Геккерн усыновил Дантеса. Жорж Дантес принял имя, титул и герб барона Геккерна и стал наследником всего его имущества. Секрет этого усыновления объясняется гомосексуальной связью “отца” и “сына”. Однополчанин и друг Дантеса князь А.В. Трубецкой впоследствии вспоминал о сослуживце: “За ним водились шалости, но совершенно невинные и свойственные молодежи, кроме одной, о которой, впрочем, мы узнали гораздо позднее. Не знаю, как сказать: он ли жил с Геккерном или Геккерн жил с ним...”7. На гомосексуальную связь между Луи Геккерном и Дантесом также намекал в своем донесении Меттерниху австрийский посол в России граф Фикельмон8.

 

Молодой, красивый, высокий и стройный Жорж Дантес, по словам А. В. Трубецкого, имел огромный успех у дам высшего света.7 В феврале 1836 г. на балу у сицилийского посланника все гости обратили внимание на неумеренные ухаживания “модного кавалергарда” за женой поэта. Прошло некоторое время, и Наталья Николаевна всерьез увлеклась красивым французом. Обоим в 1836-м было по 24 года, они были молоды, беспечны. “Мне с ним весело, он мне просто нравится”, — говорила Наталья Николаевна. Дантес открыто ухаживал за ней на балах, приезжал к Пушкиным, и Александр Сергеевич, возвращаясь домой, порою заставал их вдвоем за беседой; через горничную Лизу они обменивались записками. По мнению П.Е. Щеголева, “Наталья Николаевна была увлечена серьезнее, чем Дантес... доминировал в любовном поединке Дантес: его искали больше, чем искал он сам”9. “Он смутил ее”, — говорил Пушкин своим друзьям.

 

Отношения Натальи Николаевны и Дантеса были на виду у всех, о них сплетничали, их обсуждали, над поэтом открыто и за глаза подсмеивались.

 

4 ноября 1836 г. А.С. Пушкин получил по городской почте циничный пасквиль — патент на звание рогоносца в виде пародии на орденскую грамоту. Вот его содержание:

 

“Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д.Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютером великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь граф И. Борх”.

 

В тот же день несколько знакомых Пушкина передали ему полученные ими в двойных конвертах такие же дипломы на его имя. Авторы пасквиля намекали не только на отношения жены Пушкина с Дантесом, о чем знали практически все, но и на связь Николая I с Натальей Николаевной. По содержанию пасквиля Пушкин выбирался в коадъютеры, или помощники, к Д.Л. Нарышкину. Последний считался знаменитым рогоносцем, ибо его супруга Марья Антоновна была в долголетней связи с покойным императором Александром I. Этот скрытый намек на царя Пушкин понял сразу.

 

Но кто же автор анонимного письма?

 

Лицейский друг Пушкина М.Л. Яковлев, возглавлявший типографию императорской канцелярии и хорошо разбиравшийся в сортах бумаги, дал заключение, что “бумага иностранной выделки” и должна принадлежать какому-нибудь посольству. Опираясь на экспертизу М.Л. Яковлева, Пушкин сделал для себя вывод: оскорбительное письмо исходило из голландского посольства, а автор его — известный интриган и недруг Александра Сергеевича барон Луи Геккерн. Поэт умер с убежденностью в этом. Но, очевидно, вывод Пушкина был не совсем верен.

 

Кроме Геккерна подозрения падали на министра народного просвещения графа Уварова, жену министра иностранных дел графиню Нессельроде, князей Гагарина и Долгорукова. Двое последних являлись друзьями Луи Геккерна и, предполагают, были с ним в интимных отношениях.

 

В Санкт-Петербурге репутация голландского посланника была незавидна, многие добропорядочные граждане избегали знакомства с ним. Барон Геккерн был окружен преимущественно молодыми аристократами, с которыми находился в отношениях “неестественной интимности”. Среди них ему легко было найти физических исполнителей своих замыслов.

 

В 1863 г. в брошюре А. Аммосова “Последние дни жизни и кончина А.С. Пушкина”, которую автор писал со слов секунданта Пушкина К.К. Данзаса, уверенно утверждается, что автором пасквиля был князь Долгоруков, а писал он на бумаге князя Гагарина, у которого жил на квартире, и, очевидно, с его ведома. И Гагарин, и Долгоруков в 1863 г. были еще живы и публично в печати категорически отвергли свое участие в написании пасквиля.

 

Спустя 90 лет после смерти Пушкина, в 1927 г., судебный эксперт ленинградского уголовного розыска А.А. Сальков по инициативе П.Е. Щеголева произвел графическую экспертизу почерков автора двух сохранившихся экземпляров анонимного письма и подлинных писем всех подозреваемых лиц. Приводим вывод исследования:

 

“...я, судебный эксперт, Алексей Андреевич Сальков, заключаю, что данные мне для экспертизы в подлинниках пасквильные письма об Александре Сергеевиче Пушкине в ноябре 1836 г. написаны несомненно собственноручно князем Петром Владимировичем Долгоруковым”.

 

Вывод А.А. Салькова в дальнейшем подтвердили эксперты-криминалисты В.В. Томилин и М.Г. Любарский.

 

Однако многие пушкиноведы, и в том числе П.Е. Щеголев, допускают, что Долгоруков являлся лишь физическим автором письма, замысел же его мог принадлежать Геккерну, с которым Долгоруков и Гагарин были в близких отношениях.

 

* * *

 

Получив пасквиль, Пушкин немедленно (5 ноября) направил Дантесу письменный вызов на дуэль (вызывать на поединок царя было бы нелепо, а подозрение на Геккерна как автора пасквиля у Александра Сергеевича возникло позднее, после встречи с М.Л. Яковлевым). Своему секунданту Сологубу смертельно обиженный Пушкин дал наказ об условиях дуэли: “Чем кровавее, тем лучше”.

 

Вызов на дуэль вначале попал в руки Луи Геккерна, который, не скрыв от приемного сына самого факта вызова, не сообщил, однако, ему всего содержания резкого письма, а явился к Пушкину и попросил двухнедельной отсрочки для сына от поединка. Жуковский, Сологуб, Загряжская и другие друзья и родственники Пушкина приложили все силы для того, чтобы расстроить дуэль. Не хотели дуэли, естественно, и Геккерн с Дантесом. Они предприняли своеобразный ход: постарались уверить Александра Сергеевича, что посещения дома Пушкиных и записки Дантеса относились не к Наталье Николаевне, а к ее старшей сестре (1808 года рождения) Екатерине Гончаровой, фрейлине царского двора, жившей в одной квартире с семьей поэта и действительно без памяти влюбленной в Жоржа Дантеса. Поверил ли в это Александр Сергеевич — неизвестно, но, под давлением своих друзей, вызов он взял обратно, не изменив, однако, своего отношения к отцу и сыну Геккернам.

 

Обстановка в квартире Пушкиных на набережной Мойки перед свадьбой Екатерины Николаевны и Жоржа Дантеса была чрезвычайно сложной и драматичной. Семья и близкие раскололись на два враждебных лагеря. Екатерина была влюблена в Жоржа и не только защищала, но и боготворила его (кстати, она была верна ему до конца своей очень короткой жизни, уехала вслед за разжалованным после дуэли Дантесом за границу, родила ему троих дочерей и сына и умерла в 1843 г. от родильной горячки). Наталья Николаевна испортила отношения со старшей сестрой, всячески отговаривая ее от брака. Между ними возникали ссоры. Екатерина упрекала младшую сестру в скрытой ревности.

 

Пушкин ненавидел будущего мужа Екатерины, приготовления к свадьбе приводили его в неистовство. Временами у него возникали сильнейшие вспышки гнева. Жившая в квартире Пушкиных другая сестра Натальи Николаевны, Александра, девушка очень скромная, умная и одаренная, была целиком на стороне Александра Сергеевича и всячески поддерживала его. Она нежно заботилась о своих маленьких племянниках, помогала Пушкину материально. По мнению недругов Александра Сергеевича, Пушкин был с нею близок; более того, они предполагают, что и дуэль состоялась из-за нее.

 

Венчание Екатерины Николаевны и Жоржа Дантеса-Геккерна состоялось в Санкт-Петербурге 10 января 1837 г. Александр Сергеевич на нем не присутствовал, Наталья Николаевна уехала домой сразу после службы. После свадьбы молодые Геккерны (Жорж и Екатерина) жили в голландском посольстве; дом Пушкиных по настоянию Александра Сергеевича был для них закрыт.

 

Лютые враги, отец и сын Геккерны, с одной стороны, и А.С. Пушкин, с другой, поневоле оказались близкими родственниками. На людях они церемонно кланялись, но родственных отношений не поддерживали. Однако в свете, на балах Жорж и жена Пушкина продолжали видеться, причем Дантес демонстративно восхищался Натальей Николаевной, не сводил с нее влюбленных глаз, находился постоянно рядом, в общем, играл на людях роль страстно влюбленного в нее человека.

 

25 января 1837 г. Пушкин получил новое анонимное письмо. В нем сообщалось о только что состоявшемся тайном свидании Натали с Дантесом. Александр Сергеевич тотчас же показал письмо жене и решительно потребовал объяснений. Та призналась, что свидание с Жоржем действительно состоялось на квартире их общей знакомой Идалии Полетики в кавалергардских казармах. По версии Натали, встреча оказалась хитростью Дантеса, который якобы заманил ее на квартиру под угрозой самоубийства, но она твердо заявила, что “останется навек глуха к его мольбам”.

 

После такого признания жены Александр Сергеевич в ночь с 25 на 26 января написал предельно резкое письмо Геккерну-отцу, называя его “сводником” и сравнивая с “развратной старухой”. Заключенный с Екатериной Николаевной брак Пушкин назвал “делом змеиной хитрости двух негодяев, связанных пороком”. Одновременно были высказаны и другие оскорбления в адрес Дантеса. Дуэль стала неизбежной.

 

Утром 26 января письмо было отправлено Геккернам, а уже вечером к Пушкину явился атташе французского посольства виконт Д’Аршиак с вызовом на поединок от Жоржа Дантеса. Пушкин принял вызов. По дуэльным обычаям, ввиду тяжести оскорбления, поединок должен был состояться “в кратчайший срок” и он действительно произошел уже на следующий день.

 

* * *

 

Говоря о причинах последней дуэли Пушкина, необходимо также отметить одно обстоятельство. По данным Т.Г. Цявловской11, Александр Сергеевич был инициатором 15 дуэлей, из которых состоялись 4, а остальные закончились примирением сторон, преимущественно под влиянием друзей Пушкина. Поэт имел репутацию опытного и чрезвычайно опасного дуэлянта. Он отлично стрелял из пистолета и в течение всей жизни регулярно тренировался в стрельбе; для укрепления мышц руки постоянно носил тяжелую трость и применял специальные упражнения.

 

Александр Сергеевич дрался на дуэли 4 раза! Причиной первой дуэли была острая эпиграмма юного Пушкина на его лицейского товарища Вильгельма Кюхельбекера. Во время поединка первым выстрелил Кюхельбекер и промахнулся настолько, что попал в фуражку стоявшего в стороне секунданта (Антона Дельвига). Александр рассмеялся, отказался от своего выстрела и больше не ссорился с “Кюхлей”, более того, они стали затем друзьями на всю жизнь. Вторая дуэль, вызванная ссорой за карточным столом, состоялась в 1821 г. близ Кишинева. Пушкин стрелялся с офицером Зубовым. Пушкин принес на поединок черешню и, пока в него целились, выбирал спелые ягоды и выплевывал косточки. После неудачного выстрела противника Пушкин стрелять отказался. По данным Государственного музея А.С. Пушкина в Москве, Александр Сергеевич в 1822 г. дрался на дуэли с командиром 33-го егерского полка полковником С.Н. Старовым. Поединок с Дантесом был четвертым в жизни Пушкина. Но вспомним, что в ноябре 1836 г. усилиями друзей была расстроена дуэль с тем же Дантесом, а незадолго до этого Пушкин посылал вызов за неловкую реплику в разговоре с Натальей Николаевной своему царскосельскому знакомому графу Сологубу. И ту дуэль также удалось расстроить.

 

Везение не могло продолжаться бесконечно. Пушкин неумолимо приближался к своей гибели. Символично, что еще в ранней молодости гадалка предсказала ему гибель от руки белокурого человека.

 

Важен вопрос о здоровье А.С. Пушкина перед поединком. Александр Сергеевич к моменту своего ранения на дуэли был в возрасте 37 лет, имел средний рост (около 167 см), правильное телосложение без признаков полноты. В детстве он болел простудными заболеваниями и имел легкие ушибы мягких тканей. В 1818 г. в течение 6 недель Александр Пушкин перенес тяжелое инфекционное заболевание с длительной лихорадкой, которое лечащими врачами было названо “гнилой горячкой”. В течение последующих двух лет появлялись рецидивы лихорадки, которые полностью прекратились после лечения хиной, что дает основание предполагать, что Пушкин переболел малярией12.

 

А.С. Пушкин с 17-летнего возраста имел незначительно выраженное варикозное расширение подкожных вен нижних конечностей, подтвержденное документально медицинским заключением. Однако оперироваться он не хотел, да и показаний к операции не было ввиду скудности анатомических и функциональных изменений в нижних конечностях; в течение всей жизни Пушкин много и неутомимо ходил без жалоб на боли в ногах.

 

Пушкин вел здоровый образ жизни. Помимо длительных пеших прогулок, он много ездил верхом, с успехом занимался фехтованием, плавал в речке и море, для закаливания применял ванны со льдом.

 

Можно заключить, что к моменту дуэли Пушкин был физически крепок и практически здоров.

 

* * *

 

И вот пришел этот трагический день — среда, 27 января 1837 г. (8 февраля по новому стилю).

 

Несмотря на предстоящий поединок, Александр Сергеевич не изменил себе и провел утро за литературной работой. В последний раз он сидел за своим письменным столом и сосредоточенно писал, опуская гусиное перо в чернильницу с бронзовой статуэткой негра. В то время он работал над “Историей Петра Великого”. Писательнице А.О. Ишимовой он отправил письмо: просил перевести для своего любимого детища — журнала “Современник” — две пьесы Барри Корнуолла: “...переведите их как умеете — уверяю вас, что переведете как нельзя лучше. Сегодня я нечаянно открыл вашу Историю в рассказах и поневоле зачитался. Вот как надобно писать!” Это было последнее письмо А.С. Пушкина.

 

Сохранилась хронологическая запись друга Пушкина поэта В.А. Жуковского о последнем дне Александра Сергеевича перед дуэлью:

 

“Встал весело в 8 часов — после чаю много писал — часу до 11-го. С 11 обед. — Ходил по комнате необыкновенно весело, пел песни — потом увидел в окно Данзаса, в дверях встретил радостно. — Вошли в кабинет, запер дверь. — Через несколько минут послал за пистолетами. — По отъезде Данзаса начал одеваться; вымылся весь, все чистое; велел подать бекешь; вышел на лестницу, — возвратился, — велел подать в кабинет большую шубу и пошел пешком до извощика. — Это было ровно в 1 ч”.

 

Дуэль готовилась втайне от семьи и друзей. О ней знал лишь очень узкий круг лиц. Пушкин, во-первых, опасался, что при разглашении тайны поединку могут помешать его близкие друзья, а он жаждал удовлетворения, и, во-вторых, дуэли в России были запрещены указом Петра I от 14 января 1702 г. По закону все участники поединка, включая секундантов и даже врачей, подлежали суровому наказанию.

 

Пушкин вначале намеревался взять в секунданты иностранного подданного — служащего английского посольства Мегенса, но тот отказался, и уже в день дуэли, 27 января, Александр Сергеевич обратился к своему однокашнику по Лицею подполковнику Константину Карловичу Данзасу. Данзас был заслуженным офицером, отмеченным наградами, имевшим боевые ранения (он носил руку на перевязи после тяжелого ранения плеча в Турецкую кампанию). Пушкин справедливо полагал, что за участие в дуэли Данзас не будет наказан строго. Действительно, наказание ограничилось двумя месяцами гауптвахты.

 

Поскольку мы затронули этот вопрос, уместно будет, забегая вперед, остановиться на наказаниях, примененных к другим участникам дуэли.

 

Секундантом Дантеса был атташе французского посольства виконт Д’Аршиак. Сразу после дуэли он был срочно отправлен своим послом из России в Париж, якобы с депешей, и таким путем счастливо избежал ареста и суда.

 

Поручик Дантес после дуэли был арестован, содержался в Петропавловской крепости и по решению военного суда “за вызов на дуэль и убийство на оной камер-юнкера Пушкина” был лишен чинов и разжалован в рядовые. Однако Николай I, как мог, смягчил приговор и выслал Геккерна-младшего из России, что было исполнено 19 марта 1837 г.

 

Барон Геккерн-Дантес сделал во Франции неплохую карьеру, став в дальнейшем сенатором, мэром Сульца, кавалером ордена Почетного легиона. Он прожил очень долго и умер в возрасте 83 лет. Однако воспоминания молодости и содеянное убийство всю жизнь не давали ему покоя. Одно лишь упоминание имени Пушкина вызывало на его лице судорогу10. Старый зеленый мундир с красным воротником, правый рукав которого был изодран и хранил следы запекшейся крови, напоминал ему о трагическом происшествии молодости и невольно совершенном жутком злодеянии. “Убийца Пушкина” — так иногда называли во французской печати его, известного в стране человека, сенатора, и эти слова жгли, терзали его. Волею судьбы уже в немолодом возрасте на одной из улочек Парижа он случайно встретился с Натальей Николаевной Пушкиной-Ланской, вторично вышедшей замуж. Они сразу узнали друг друга и оба пришли в неописуемое замешательство, но быстро овладели собой и прошли мимо, не проронив ни слова.

 

Не подлежит сомнению, что если бы Пушкин остался жив, его бы наказали суровее всех других участников поединка. Существует версия, что Александр Сергеевич втайне надеялся на то, что после дуэли, в случае благоприятного исхода, он будет вновь отправлен в ссылку в Михайловское, уедет туда вместе с женой и детьми и целиком отдастся литературной работе. Дело на Александра Сергеевича Пушкина действительно завели, и в решении военно-судной комиссии сказано: “Преступный поступок камер-юнкера Пушкина, подлежащего равному с Геккерном наказанию... по случаю его смерти предать забвению”13.

 

Есть еще один наказанный человек, хотя и не участвовавший в поединке, но возможно, самый главный виновник разыгравшейся драмы. Интриган Геккерн-отец после дуэли оказался в немилости у царя и вскоре был отозван из России.

 

Следует заметить, что секундант Пушкина Данзас никогда не был другом Александра Сергеевича и даже внутренне был чужд ему. Он не пытался ни расстроить поединок, как это сделали, к примеру, в ноябре 1836 г. Жуковский и другие друзья поэта, ни смягчить его условия. Вместе с секундантом противника Д’Аршиаком он пунктуально занялся организацией дуэли a outrance, то есть до смертельного исхода. То, что Данзас не расстроил дуэль и не сохранил таким образом жизнь великому поэту России, ему не могли простить до последних своих дней товарищи по Лицею. Ссыльный декабрист Иван Пущин негодовал: “Если бы я был на месте Данзаса, то роковая пуля встретила бы мою грудь...”

 

* * *

 

Около 14 часов секундантами были окончательно выработаны условия поединка, которые были записаны на французском языке (оба экземпляра подлинника сохранились до наших дней). Дуэль была намечена за чертой Санкт-Петербурга, на Черной речке, вблизи комендантской дачи.

 

Пушкин перед дуэлью выпил лишь стакан лимонада, поджидая своего секунданта Данзаса за столиком у окна в кондитерской Вольфа и Беранже, расположенной на Невском проспекте. Данзас взял извозчика и с пистолетами заехал за Пушкиным.

 

На санях они отправились к месту дуэли. На Дворцовой набережной им повстречался экипаж Натальи Николаевны. Данзас подумал, что дуэль может расстроиться, однако жена Пушкина была близорука, а Александр Сергеевич отвернулся и смотрел в другую сторону.

 

Чтобы сократить расстояние, Данзас отдал распоряжение извозчику, не доезжая до Троицкого моста, свернуть на скованную льдом Неву и по зимней дороге ехать через Петропавловскую крепость.

 

Александр Сергеевич пошутил: “Не в крепость ли ты везешь меня?” Данзас ответил, что через крепость на Черную речку самая близкая дорога. Неизвестно, каким путем ехали Дантес со своим секундантом Д’Аршиаком, но к комендантской даче все участники дуэли подъехали в одно время.

 

Секунданты вышли из саней и отправились вперед для осмотра местности. Площадку для дуэли они выбрали в полутораста саженях от комендантской дачи, в небольшой березовой роще, которая частично сохранилась до сегодняшних дней. Погода в тот день была ясная, морозная (-15°С), дул довольно сильный ветер. Солнце клонилось к закату, красными, кровавыми красками обагряя притихшую, нетронутую снежную целину. А снега в ту зиму выпало так много, что секунданты утопали по колено в нем, вытаптывая тропинку для дуэлянтов. Глубокий снег не позволил отмерить широкие шаги, и это усугубило условия поединка, уменьшив расстояние между противниками.

 

Закутавшись в медвежью шубу, Александр Сергеевич сидел на снегу и отрешенно взирал на приготовления. Что было в его душе, одному богу известно. Временами он обнаруживал нетерпение, обращаясь к своему секунданту: “Все ли, наконец, кончено?” Его соперник поручик Дантес, высокий, атлетически сложенный мужчина, прекрасный стрелок, был внешне спокоен. Психологическое состояние противников было разным: Пушкин нервничал, торопился со всем скорее покончить, Дантес был собраннее, хладнокровнее.

 

Условия поединка носили суровый, беспощадный характер:

 

“1. Противники становятся на расстоянии 20 шагов друг от друга и 5 шагов (для каждого) от барьеров, расстояние между которыми равняется 10 шагам.

 

2. Вооруженные пистолетами противники, по данному знаку, идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, могут стрелять.

 

3. Сверх того, принимается, что после выстрела противникам не дозволяется менять место, для того чтобы выстреливший первым огню своего противника подвергся на том же самом расстоянии.

 

4. Когда обе стороны сделают по выстрелу, то, в случае безрезультатности, поединок возобновляется как бы в первый раз: противники становятся на то же расстояние в 20 шагов, сохраняются те же барьеры и те же правила.

 

5. Секунданты являются непременными посредниками во всяком объяснении между противниками на месте боя.

 

6. Секунданты, нижеподписавшиеся и облеченные всеми полномочиями, обеспечивают, каждый за свою сторону, своей честью строгое соблюдение изложенных здесь условий”.

 

Таким образом, исходя из условий дуэли, только смерть или тяжелое ранение одного из противников прекращали поединок.

 

Использовались гладкоствольные, крупнокалиберные дуэльные пистолеты системы Лепажа, с круглой свинцовой пулей диаметром 1,2 см и массой 17,6 г. Сохранились и экспонируются в музеях14 запасная пуля, взятая из жилетного кармана раненого Пушкина, и пистолеты, на которых стрелялись Пушкин с Дантесом. Это оружие характеризовалось кучным, точным боем, и с расстояния 10 шагов (около 6,5 м) таким отличным стрелкам, как Пушкин и Дантес, промахнуться было практически невозможно.

 

Большое значение имел выбор тактики ведения боя, в частности, учитывая характер оружия, небольшое расстояние между дуэлянтами и превосходную стрелковую подготовку обоих, явное преимущество получал противник, выстреливший первым. Дантесу, вероятно, была известна манера ведения боя Пушкиным, который в предыдущих дуэлях никогда не стрелял первым.

 

Шел 5-й час вечера.

 

Секунданты шинелями обозначили барьеры, зарядили пистолеты и отвели противников на исходные позиции. Там им было вручено оружие. Напряжение достигло апогея. Смертельная встреча двух непримиримых противников началась. По сигналу Данзаса, который прочертил шляпой, зажатой в руке, полукруг в воздухе, соперники начали сближаться. Пушкин стремительно вышел к барьеру и, несколько повернувшись туловищем, начал целиться в сердце Дантеса. Однако попасть в движущуюся мишень сложнее, и, очевидно, Пушкин ждал окончания подхода соперника к барьеру, чтобы затем сразу сделать выстрел. Хладнокровный Дантес неожиданно выстрелил с ходу, не дойдя 1 шага до барьера, то есть с расстояния 11 шагов (около 7 метров). Целиться в стоявшего на месте Пушкина ему было удобно. К тому же Александр Сергеевич еще не закончил классический полуоборот, принятый при дуэлях с целью уменьшения площади прицела для противника, его рука с пистолетом была вытянута вперед, и поэтому правый бок и низ живота были совершенно не защищены.

 

Подобная позиция тела Пушкина обусловила своеобразный ход раневого канала, который будет рассмотрен ниже.

 

Яркая вспышка огня ослепила поэта. Пушкин почувствовал сильный удар в бок и ощущение чего-то горячо стрельнувшего в поясницу. Ноги у него подкосились, и он упал на левый бок лицом в снег, лишь на короткое мгновение потеряв сознание.

 

Секунданты бросились к нему, но, когда Дантес намеревался сделать то же самое, Пушкин крикнул по-французски: “Подождите, у меня еще достаточно силы, чтобы сделать свой выстрел!” Дантес остановился у барьера и принял классическую защитную позу дуэлянта: корпус вполоборота, прикрытие груди и области сердца правой рукой с зажатым в ней массивным дуэльным пистолетом. Это спасло ему жизнь. Раненый Пушкин нашел в себе силы приподняться, сесть и потребовал заменить пистолет, так как при падении дуло забилось снегом. Опершись левой рукой, он, страдая и превозмогая физическую боль, долго прицеливался, бледный, вероятно, с затуманенным взором. Ярко-красное пятно медленно расплывалось по его одежде, кровь просачивалась сквозь ткань и алой тонкой струйкой стекала на снег. Пушкин спустил курок и, увидев падающего Дантеса, воскликнул: “Браво!” — и вновь потерял сознание, сейчас уже на несколько минут, упав на шинель, обозначавшую барьер.

 

Пуля, летевшая от сидящего Пушкина к высокорослому, стоявшему правым боком вперед, Дантесу, по траектории снизу вверх, должна была попасть французу в область левой доли печени или сердце, однако пронзила ему правую руку, которой тот прикрывал грудь, причинив сквозное пулевое ранение средней трети правого предплечья, изменила направление и, вызвав лишь контузию верхней части передней брюшной стенки, ушла в воздух. Рана Дантеса, таким образом, оказалась нетяжелой, без повреждения костей и крупных кровеносных сосудов, и в дальнейшем быстро зажила. Нельзя не упомянуть и о том, что в донесениях о дуэли ряда иностранных послов, в частности, германского посланника Либермана и саксонского — Карла Лютцероде, утверждается, что пуля, прострелив руку, попала затем в металлическую пуговицу кавалергардского мундира Дантеса15. Так ли это было на самом деле, нам судить трудно, но прислушаться к мнению современников поэта мы должны.

 

В связи с изложенным, зная непорядочность Геккернов, можно ли допустить, что вместо пуговицы был какой-то иной, защищающий тело, предмет? По кодексу дуэльных поединков, стреляющиеся на пистолетах не имели права надевать крахмальное белье, верхнее платье их не должно было состоять из плотных тканей, полагалось снимать с себя медали, медальоны, пояса, помочи, вынуть из карманов кошельки, ключи, бумажники и вообще все, что могло задержать пулю. Свой вопрос оставим открытым.

 

Сохранилось официальное донесение о дуэли А.С.Пушкина:

 

“Полициею узнано, что вчера в 5 часу пополудни, за чертою города позади комендантской дачи, происходила дуэль между камер-юнкером Александром Пушкиным и поручиком Кавалергардского ее величества полка Геккерном, первый из них ранен пулею в нижнюю часть брюха, а последний в правую руку навылет и получил контузию в брюхо. Г-н Пушкин при всех пособиях, оказываемых ему его превосходительством г-м лейб-медиком Арендтом, находится в опасности жизни. О чем вашему превосходительству имею честь донесть.

 

28 генваря 1837-го года. Старший врач полиции Иоделич”.

 

Этот исторический документ о великом национальном поэте — гордости россиян — был случайно найден между донесениями о покусах супругов кошкой и об отравлении содержательницы публичного дома.

 

* * *

 

А.С. Пушкин получил ранение незадолго до 17 часов 27 января, после чего он жил еще около 46 часов.

 

Для Александра Сергеевича это были мучительные часы тяжелых физических и душевных страданий. Но он вел себя очень мужественно. Несмотря на сильные боли, он старался подавить в себе стоны, не кричать, чтобы не беспокоить супругу, родных, друзей. Он жалел и защищал жену, беспокоился за судьбу Данзаса и просил лейб-медика Арендта заступиться за своего секунданта перед царем; благородно отнесся даже к врагу — Дантесу, убеждая друзей не мстить ему.

 

Проследим поэтапно за клиническим течением болезни и оказываемой помощью.

 

На месте дуэли из раны Пушкина изобильно лилась кровь, пропитавшая его одежду и окрасившая снег. Секунданты пассивно наблюдали за раненым, отмечая бледность лица, кистей рук, “расширенный взгляд” (расширение зрачков). Через несколько минут раненый сам пришел в сознание. Врача на дуэль не приглашали, перевязочные средства и медикаменты не захватили. Первая помощь поэтому не была оказана, перевязка не сделана. Это была серьезная ошибка секунданта, оправдать которую нельзя.

 

После дуэли на допросе в военно-судной комиссии Данзас признался, что был взят в секунданты за несколько часов до дуэли, времени было в обрез, и он не имел возможности подумать о первой помощи для Пушкина. Сам же Александр Сергеевич, очевидно, отверг мысль о враче из-за нежелания подвергать еще одного человека, кроме секунданта, судебному наказанию за участие в дуэли.

 

Придя в сознание, Пушкин не мог передвигаться самостоятельно (шок, массивная кровопотеря). Носилок и щита не было. Больного с поврежденным тазом подняли с земли и вначале волоком “тащили” к саням (!), затем уложили на шинель и понесли. Однако это оказалось не под силу. Вместе с извозчиками секунданты разобрали забор из тонких жердей и подогнали сани. На всем пути от места дуэли до саней на снегу протянулся кровавый след. Раненого поэта посадили в сани и повезли по тряской, ухабистой дороге. Подобная транспортировка усугубляла явления шока. Лишь через полверсты повстречали карету, подготовленную перед дуэлью для Дантеса, и, не сказав Александру Сергеевичу о ее принадлежности, перенесли в нее раненого. Опять недопустимая небрежность Данзаса: для соперника карета была приготовлена, а для лучшего российского поэта — нет.

 

Дантес, отдавая карету, сделал гнусное предложение в обмен скрыть его участие в дуэли, но Данзас не согласился на это.

 

Несомненно, Александр Сергеевич сразу после ранения и в ближайшие часы после него имел массивную кровопотерю (как наружную, так и внутреннюю). Объем ее, по расчетам Ш.И. Удермана12, с которым согласен Б.В. Петровский1, составил около 2000 мл, или 40 % всего объема циркулирующей в организме крови! В соответствии с уровнем развития медицинской науки, определение степени анемии (малокровия), переливание крови и даже элементарное сегодня внутривенное капельное введение растворов осуществить было невозможно, ибо эти методы к 1837 г. еще не были разработаны. Поэтапная кровопотеря в 40% объема циркулирующей крови сегодня не считается смертельной. Но в наши дни кровопотеря восполняется, полностью или частично, переливанием крови. Невозможно представить степень анемии у Пушкина, которому не перелили ни грамма крови! Несомненно, кровопотеря резко снизила адаптационно-приспособительные реакции организма и значительно ускорила летальный исход от развившихся в дальнейшем септических осложнений огнестрельной раны.

 

Истекавшего кровью, находившегося в состоянии тяжелого шока, получившего сильное охлаждение тела А.С. Пушкина в течение часа везли в полусидячем положении 7,5 верст от места дуэли на Черной речке до его квартиры на набережной Мойки. По дороге он сильно страдал от болей в области таза, жаловался на мучительную тошноту. Платье насквозь пропиталось кровью. Временами раненый терял сознание, при этом карету приходилось останавливать. Таких остановок в пути было несколько. Очевидно, в эти минуты у поэта в результате кровопотери и шока наблюдалось значительное снижение артериального давления (давление, естественно, не измеряли). Врачебную помощь в пути оказать было невозможно. В периоды некоторого улучшения Александр Сергеевич разговаривал с Данзасом, но через силу, прерывистыми фразами. Он вспомнил о дуэли их общего знакомого Щербачева, который был смертельно ранен в живот. Жалуясь на боль, Пушкин сказал: “Я боюсь, не ранен ли я так, как Щербачев”.

 

Уже в темноте, в 18 часов, смертельно раненного поэта привезли домой. Это была очередная ошибка Данзаса. Раненого нужно было госпитализировать. Возможно, в пути поэт действительно высказал желание, чтобы его везли домой. Но он, периодически находясь в бессознательном состоянии, в глубоких обмороках, на какое-то время с трудом выходя из них, не способен еще был к ясной оценке происходящего. Что Пушкин был безнадежен и оперировать его не стали, не может служить оправданием секунданту, ибо в пути Данзас этого еще не мог знать. Наблюдая сильное кровотечение, частые обмороки и тяжелое состояние раненого, Данзасу даже не надо было спрашивать Пушкина, куда его везти, а самому принять правильное решение и настоять на нем!

 

Вызвали камердинера. Старый, поседевший “дядька” Никита, знавший Александра с юных лет, взял его в охапку. “Грустно тебе нести меня?” — спросил Пушкин, почувствовав наконец искреннее сочувствие к себе. Никита бережно понес его через переднюю в кабинет, располагавшийся на первом этаже. В это время Данзас уже сообщил Наталье Николаевне, как мог спокойнее, что муж ее стрелялся с Дантесом и ранен, но очень легко; тяжелый характер ранения он утаил по просьбе Александра Сергеевича. Наталья Николаевна бросилась в переднюю, куда уже вносили раненого мужа. Александр Сергеевич, не желая, чтобы она видела его в таком печальном виде, возбужденно крикнул ей по-французски: “Не входите!”. Его занесли в кабинет, помогли переодеться в чистое белье и уложили на любимый диван, в окружении его “верных друзей” — книг. Б.В. Петровский1 справедливо отмечает, что кровать была бы значительно удобнее для раненого и для лечения. С этого дивана Пушкину уже не суждено было подняться. Когда Александра Сергеевича переодели и уложили, он наконец разрешил впустить в кабинет бледную и напуганную супругу.

 

Данзасу пришлось метаться из квартиры в квартиру, чтобы найти хирурга в вечернем Петербурге. Он безрезультатно посетил уже 3 квартиры докторов, не застав хозяев дома, и на улице встретил профессора В.Б. Шольца, который был акушером, а не хирургом. Тот согласился осмотреть Александра Сергеевича и вскоре приехал вместе с хирургом К.К. Задлером. Последний к тому времени уже перевязал рану Дантеса, то есть легкораненому сопернику Пушкина оказали помощь раньше, чем находившемуся в тяжелом состоянии поэту.

 

Вошедшим в кабинет Задлеру и Шольцу Пушкин сказал: “Плохо со мною”. Перевязка ими раны произведена около 19 часов. При этом по просьбе раненого из кабинета удалили жену и всех домашних. В ходе перевязки Задлер уезжал за инструментами и, быстро вернувшись, вероятно, зондировал* рану на неглубоком расстоянии от кожи, пытаясь локализовать пулю (документальных свидетельств очевидцев о применении зондирования нет).

 

Карл Задлер (1801—1877) являлся доктором медицины, главным врачом придворного конюшенного госпиталя, предназначенного для службы царского двора (офицеров и нижних чинов). Он имел большой практический опыт работы хирургом. По своим профессиональным обязанностям Задлеру довелось встречаться с великим русским хирургом Н.И. Пироговым, который считал его хирургом среднего уровня.

 

На вопрос Данзаса, опасна ли рана Пушкина, Задлер уклончиво ответил: “Пока еще ничего нельзя сказать”.

 

Профессор акушерства В.Б. Шольц после осмотра раны и перевязки имел беседу с раненым наедине. Александр Сергеевич спросил: “Скажите мне откровенно, как вы рану находили?”, на что Шольц ответил: “Не могу вам скрывать, что рана ваша опасная”. На следующий вопрос Пушкина, смертельна ли рана, Шольц отвечал прямо: “Считаю долгом вам это не скрывать, но услышим мнение Арендта и Саломона, за которыми послано”. Пушкин произнес: “Благодарю вас, что вы сказали мне правду как честный человек... Теперь займусь делами моими”.

 

Около 19 часов, сразу после первой перевязки, приехали срочно приглашенные лейб-медик Н.Ф. Арендт и домашний доктор семьи Пушкиных И.Т. Спасский. В дальнейшем в лечении раненого Пушкина принимали участие многие врачи (Х.Х. Саломон, И.В. Буяльский, Е.И. Андреевский, В.И. Даль), однако негласно именно Арендт, как наиболее авторитетный среди них, руководил лечением. К его мнению прислушивались все.

 

Николай Федорович Арендт (1786—1859) — лейб-медик Николая I, тайный советник, доктор медицины, имевший опыт лечения раненых в 30 боевых сражениях, хирург с мировым именем, впервые в Европе выполнивший перевязку аневризмы подвздошной артерии и разработавший ряд других сложных оперативных вмешательств, автор крупных научных работ. Во время Отечественной войны прошел вместе с армией путь от Москвы до Парижа. В 1814 г. его операции в Париже видели французские хирурги и дали им восторженную оценку. В Государственном музее А.С. Пушкина в Москве хранится личный чемоданчик Арендта с набором инструментов, с которым он выезжал на вызова, в том числе и к раненому Александру Сергеевичу.

 

Христиан Христианович Саломон (1796—1851) — доктор медицины, профессор, академик (с 1839 г.), к моменту ранения Пушкина возглавлял кафедру и клинику оперативной хирургии Петербургской Медико-хирургической академии, автор “Руководства к оперативной хирургии” и других крупных научных работ.

 

Илья Васильевич Буяльский (1789—1866) — доктор медицины, профессор, академик (с 1842 г.), выдающийся анатом и блестящий хирург, выполнивший за свою жизнь более 2 тыс. операций, автор 97 научных работ.

 

Ефим Иванович Андреевский (1789—1840) — доктор медицины, первый президент Общества русских врачей, практический врач-хирург с большим стажем работы, один из лучших специалистов по лечению перитонита* и автор научных работ по данной проблеме.

 

Иван Тимофеевич Спасский (1795—1859) — доктор медицины, профессор, академик (с 1837 г.), ученый и практический врач широкого профиля (хирургия, терапия, акушерство, педиатрия, судебная медицина, фармакология), автор более 40 крупных научных работ, домашний врач семьи Пушкиных, ему также довелось лечить Н.И. Пирогова и других известных лиц.

 

Владимир Иванович Даль (1801—1872) — автор “Толкового словаря живого великорусского языка”, писатель, ученый и врач. Занимался медицинской деятельностью с 1826 по 1833 гг., доктор медицины, военный хирург с 1828 по 1831 гг., хирург-офтальмолог до 1833 г., после чего разочаровался в медицине и ушел из нее.

 

К лечению Александра Сергеевича Пушкина были привлечены по существу лучшие специалисты Санкт-Петербурга того времени. Исключение составил В.И. Даль, который сам, без приглашения, пришел к раненому и ухаживал за ним по праву дружбы. Все они были докторами медицины с большим практическим опытом работы в хирургии. Некоторые имели звание профессора, а в дальнейшем стали академиками. Таким образом, высокая квалификация врачей, лечивших Пушкина, не вызывает сомнений.

 

Можно ли было к этому созвездию имен прибавить еще Н.И. Пирогова? Нет, даже если бы Николая Ивановича пригласили к Пушкину в день ранения, он смог бы добраться до Санкт-Петербурга из Дерпта, где тогда жил и работал, только через 2 суток, когда Александра Сергеевича уже не стало.

 

В то же время большое число врачей (и ухаживающих) затрудняло лечение. Несмотря на выработанную единую тактику консервативной терапии, были колебания и сомнения в назначении конкретных лечебных средств. Больному не измеряли температуру, не назначили средства, поддерживающие сердечную деятельность. В первый вечер после ранения в действиях докторов чувствовались суета и растерянность. Скорбный лист (история болезни) так и не был заведен, назначения врачей и дозы лекарств нигде не фиксировались. Возможно, мы судим очень строго, но жизнь гения русского народа требует именно такого подхода.

 

Н.Ф. Арендт, осмотрев рану, не стал скрывать от Пушкина, что она смертельна: “Я должен вам сказать, что рана ваша очень опасна и что к выздоровлению вашему я почти не имею надежды”. Александр Сергеевич поблагодарил Арендта за откровенность и попросил только ничего не говорить жене.

 

Уезжая после первого посещения раненого Пушкина, Арендт сказал провожавшему его Данзасу: “Штука скверная, он умрет”.

 

О смертельном характере раны Александру Сергеевичу чуть раньше сообщил и доктор Шольц.

 

Б.М. Шубин16, И.С. Брейдо17 и некоторые другие авторы оправдывают позицию Арендта и Шольца, информировавших Пушкина о безнадежности положения, мотивируя это следующим: 1) Александр Сергеевич настойчиво требовал сказать ему правду; 2) ему нужно было сделать финансовые распоряжения, расплатиться с долгами, совершить исповедь и причастие. Упоминается и пресловутая записка царя, в которой говорилось, что если Пушкин умрет “по христиански” (то есть совершит религиозный обряд), то Николай Павлович расплатится с его долгами. Однако Пушкин узнал правду о смертельном характере ранения уже в 19 часов 27 января, когда никакой записки царя еще не существовало.

 

Действительно, материальное положение семьи поэта было очень тяжелым. К моменту ранения Пушкин имел долг в 139 тыс. рублей17, у него было заложено нижегородское имение. С 1836 г. он вынужден был даже закладывать личные вещи.

 

Император Николай Павлович выручал материально Пушкина при жизни, давая большие суммы в долг, и значительно помог семье после смерти поэта. Он уплатил из казны все долги Пушкина, назначил вдове и детям ежегодную пенсию в 11 тыс. рублей, приказал принять обоих сыновей Пушкина в Пажеский корпус с бесплатным обучением, освободил от долгов имение в селе Михайловском, постановил издать полное собрание сочинений А.С. Пушкина, выручка от продажи которого должна была пойти в пользу семьи.

 

После отъезда Арендта, по совету Спасского и родных, Пушкин послал за священником, исповедовался и причастился. Поздним вечером он позвал к себе Данзаса, остался с ним наедине и продиктовал тому все свои неучтенные долги, на которые не было векселей и заемных писем. Никаких других финансовых распоряжений, по воспоминаниям Данзаса, Пушкин не делал.

 

Почему же Пушкин так настойчиво просил врачей сказать ему правду об исходе своего ранения?

 

По мнению Б.М. Шубина16, Александр Сергеевич, как очень мужественный человек, спокойно, по-философски относился к смерти и был готов к ней.

 

В это трудно поверить.

 

Выскажем свою точку зрения. Пушкину страстно хотелось жить, он был полон планов и литературных замыслов. Чего стоит одна только “История Петра Великого”, материалы к которой Александр Сергеевич подбирал в архивах уже несколько лет. Смерти он не хотел. Поэтому он так настойчиво спрашивал докторов, начиная с первых их посещений, смертельна ли рана. Он желал услышать от них слова надежды на выздоровление. Уверения Пушкина, что какой бы ответ ни был, он его испугать не может — были уловкой, чтобы услышать действительно правдивый ответ. Несмотря на полученный неблагоприятный для себя прогноз, поэт не успокоился и потом неоднократно возвращался к этому вопросу в беседах с Далем и Спасским. Последние пытались утешить его, дать ему надежду, но делали это так неумело, фальшиво и робко по сравнению с убедительными и безапелляционными утверждениями Арендта и Шольца, что Александр Сергеевич не поверил ни Спасскому, ни Далю.

 

Действия Арендта и Шольца, объявивших Пушкину о неизлечимости его болезни, с точки зрения существовавших тогда правил были по форме законными, они не противоречат и нынешнему медицинскому законодательству, однако не были одобрены ни подавляющим большинством врачей-современников, ни всеми последующими поколениями русских врачей, ибо противоречат веками выработанному принципу — не сообщать неизлечимым больным правды из гуманных соображений.

 

Одно из правил Гиппократа гласит: “Окружи больного любовью и разумным утешением; но главное, оставь его в неведении того, что ему предстоит, и особенно того, что ему угрожает”. Это правило Гиппократа было нарушено.

 

И мы полностью солидарны со словами С.С. Юдина: “Врачи поступили безусловно неправильно, сказав самому Пушкину правду о смертельном ранении”18.

 

Не случайно А.С. Пушкин, очень чувствительный и ранимый человек, услышав о неминуемой смерти, в свои последние неполные два дня испытывал мучительную тоску, не переставая спрашивать у друзей: “Долго ли мне так мучиться?”, “Скоро ли конец?”. Он даже намеревался застрелиться.

 

Арендт выбрал консервативную тактику лечения раненого, которая была одобрена другими известными хирургами, Х.Х. Саломоном, И.В. Буяльским и всеми без исключения врачами, принимавшими участие в лечении. Никто не предложил оперировать, никто не попытался сам взять в руки нож. Для уровня развития медицины того времени это было вполне естественное решение. К сожалению, в 30-х годах XIX века раненных в живот не оперировали. Ведь наука еще не знала асептики и антисептики, наркоза, лучей Рентгена, антибиотиков и многого другого. Даже много позднее, в 1865 г., Н.И. Пирогов в “Началах общей военно-полевой хирургии” не рекомендовал раненным в живот вскрывать брюшную полость во избежание развития воспаления брюшины (перитонита) и летального исхода.

 

В.А. Шаак19 обвиняет врачей в том, что больному была поставлена клизма, дано слабительное, назначены противоположно действующие средства (каломель и опий). Однако в руководстве по хирургии профессора Хелиуса, изданном в 1839 г., такие меры, как припарки, касторовое масло, каломель, клизма, рекомендовались для лечения раненных в живот, то есть в 30-х годах XIX века это были общепринятые средства лечения данного заболевания.

 

Приведем ряд наиболее категоричных утверждений.

 

Писатель В. Закруткин об Арендте: “...никакой инициативы, обрек поэта на смерть. Он знал, что смерть Пушкина доставит удовольствие царю”20.

 

Б. Казанский: “Арендт был знаменитым хирургом, о котором с уважением отзываются европейские врачи. В 1820-х годах он был, несомненно, на уровне лучших хирургов Европы, и ряд его операций вошел в историю медицины. Между тем лечение Пушкина из рук вон плохо. Никакой инициативы, никакой активности для спасения жизни поэта проявлено не было. Это тем более странно, что положение Пушкина вовсе не было безнадежным”21.

 

Г.Д. Сперанский: “Раненого Пушкина не лечили, а добивали. Посланцы от главного убийцы Пушкина — Николая I — делали это умышленно: придворный хирург Арендт — по приказанию, случайные врачи — по неосторожности”22.

 

И.А. Кассирский: “Достаточно было бы извлечь пулю, наложить швы на кишку и ввести в брюшную полость раствор пенициллина и драгоценная для народа жизнь Пушкина была бы спасена”24.

 

Обвинения авторов несправедливы. Примитивное лечение соответствовало состоянию медицины того времени, и никакого злого умысла в действиях Арендта и других врачей, естественно, не было.

 

* * *

 

Вернемся к течению болезни и уходу за Пушкиным.

 

С.М. Лукьянов25 разделил течение ранения у А.С. Пушкина на три периода. Первый период, по его мнению, охватывает 15—16 часов — с вечера 27 по утро 28 января. Этот период характеризуется последствиями кровопотери и постепенным развитием воспалительного процесса со стороны поврежденных тканей и брюшных внутренностей. Второй период — с утра 28 по утро 29 января. В этот период происходит полное развитие заболевания, достигающее кульминации. Третий, терминальный, период длился 8—9 часов — с утра 29 января до наступления смерти и характеризовался медленным и сравнительно тихим угасанием (предагональное и агональное состояние).

 

В 19 часов 27 января состояние раненого было тяжелым. Он был возбужден, жаловался на жажду (признак продолжающегося кровотечения) и просил пить, его мучила тошнота. Боль в ране была умеренная. Объективно отмечено: лицо покрыто холодным потом, кожные покровы бледные, пульс частый, слабого наполнения, конечности холодные. Только что наложенная повязка довольно интенсивно промокала кровью, ее несколько раз меняли.

 

Помимо Задлера и Шольца, 27 января больного посетили (для консультации) Саломон и Буяльский. Арендт навестил больного три раза — в 19, 20 и 23 часа. В ночь с 27 на 28 января у постели больного находился домашний врач семьи Пушкиных Спасский.

 

Узнав о дуэли, в дом на Мойке стали съезжаться взволнованные друзья Пушкина: поэт В.А. Жуковский, А.И. Тургенев, супруги Вяземские, М.Ю. Виельгорский, П.А. Плетнев, которые до самой смерти Александра Сергеевича находились в его доме, отлучаясь на самое короткое время.

 

В первый вечер после ранения и в ночь на 28 января все лечение заключалось в холодном питье и в прикладывании примочек со льдом к животу. Этими простейшими средствами доктора пытались уменьшить кровотечение. Состояние больного оставалось тяжелым. Сознание было преимущественно ясное, но возникали кратковременные периоды “забытья”, беспамятства. Охотно пил холодную воду. Жалобы на жажду, тошноту, постепенно усиливающуюся боль в животе. Кожные покровы оставались бледными, но пульс стал реже, чем в первые часы после ранения. Постепенно повязка перестала промокать кровью. В начале ночи утвердились во мнении, что кровотечение прекратилось. Напряжение врачей и ухаживающих несколько ослабло.

 

Наступила глубокая ночь. Александр Сергеевич никак не мог уснуть, но лежал тихо. Уже зная свою судьбу, он решил свести счеты с жизнью, чтобы не мучиться больше самому и не беспокоить напрасно других. В 3 часа ночи Александр Сергеевич тихо подозвал находящегося в кабинете и бодрствовавшего слугу и велел подать один из ящиков письменного стола, где лежали пистолеты. Слуга не решился ослушаться, но тотчас по исполнении просьбы разбудил Данзаса, дремавшего у окна в вольтеровском кресле. Данзас подскочил к Александру Сергеевичу и решительно отобрал пистолеты, которые Пушкин уже успел спрятать под одеяло.

 

Возникают вопросы: где в этот момент был оставшийся дежурить на ночь Спасский, почему Данзас заснул и вообще как раненый, едва не покончивший с собой, оказался без присмотра?

 

В течение всей ночи постепенно нарастали боли в животе, началось вздутие живота. Уснуть больной так и не смог, временами он стонал и тихо, стараясь сдерживать себя, вскрикивал от боли. Дежуривший у Пушкина Спасский был расстроен и угнетен до чрезвычайности. Он настолько растерялся, что не решился назначить больному опий, хотя являлся автором крупных научных работ по изучению этого препарата, хорошо знал его действие.

 

В 5 часов утра 28 января боль в животе усилилась настолько, что терпеть ее было уже невмоготу. Послали за Арендтом, который очень быстро приехал и при осмотре больного нашел явные признаки перитонита. Арендт назначил, как было принято в то время при этом заболевании32, “промывательное”, чтобы “облегчить и опростать кишки”. Но врачи не предполагали, что раненый имеет огнестрельные переломы подвздошной и крестцовой костей. Поворот на бок для выполнения клизмы вызвал, вполне естественно, некоторое смещение костных отломков, а введенная через трубку жидкость наполняла и расширяла прямую кишку, увеличивая давление в малом тазе и раздражая поврежденные и воспаленные ткани. После клизмы состояние ухудшилось, интенсивность боли возросла “до высочайшей степени”. Лицо изменилось, взор сделался “дик”, глаза готовы были выскочить из орбит, тело покрылось холодным потом. Пушкин с трудом сдерживался, чтобы не закричать, и только испускал стоны. Он был так раздражен, что после клизмы в течение всего утра отказывался от любых предлагаемых лечебных пособий.

 

Александр Сергеевич чувствовал себя настолько плохо, что решил попрощаться со всеми. Он попросил к себе жену, детей и свояченицу Александру Николаевну. Наталья Николаевна с воплем горести бросилась к страдающему мужу. На глазах у присутствующих появились слезы. Малышек полусонных, в одеялах, приносили к нему. Александр Сергеевич не мог говорить и прощался только взглядом и движением руки. Он молча по одному благословлял детей и движением руки отсылал от себя. Затем он также поочередно стал прощаться с друзьями — Жуковским, Тургеневым, Вяземским, Карамзиной, Виельгорским. Выглядел Александр Сергеевич очень плохо. Кожа была бледна “как полотно”, руки холодные, пульс едва прощупывался. Говорил он редко, едва слышно. “Смерть идет”, — тихо, с особым выражением сказал он Спасскому.

 

Днем 28 января весть о ранении горячо любимого народом поэта быстро разнеслась по столице. С раннего утра встревоженные горестною вестью люди начали стекаться на набережную Мойки, к дому поэта. Передняя и зала в квартире в течение всей болезни Александра Сергеевича постоянно были заполнены знакомыми Пушкину и совершенно незнакомыми людьми. Они были искренне взволнованы ранением поэта и беспрестанно спрашивали у докторов и ухаживающих о ходе болезни. Несмотря на мороз и сильный пронизывающий ветер, густая масса людей загораживала на большом расстоянии все пространство на улице перед домом Пушкина, к крыльцу было невозможно протиснуться. Особенно много было молодежи и студентов. 29 января друзья Пушкина даже были вынуждены обратиться в Преображенский полк, и у крыльца для установления порядка поставили часовых. Какой-то старичок говорил с удивлением: “Господи боже мой! Я помню, как умирал фельдмаршал, а этого не было!” В вестибюле стали вывешивать сочиненные Жуковским бюллетени о состоянии здоровья поэта.

 

Пушкин беспрестанно спрашивал, кто из друзей и знакомых у него в доме. Но впустить всех знакомых в кабинет, где умирал поэт, было просто невозможно. Приглашали, конечно, самых близких, но и их было много.

 

Днем 28 января состояние раненого оставалось тяжелым. Сохранялись брюшные боли и вздутие живота. После приема экстракта белены и каломеля (ртутного слабительного) облегчения не наступило.

 

Наконец около 12 часов по назначению Арендта дали в качестве обезболивающего капли с опием, после чего Александру Сергеевичу сразу стало лучше. Интенсивность боли значительно уменьшилась — и это было главным в улучшении состояния безнадежного больного. Раненый стал более активным, повеселел. Согрелись руки. Пульс оставался частым, слабого наполнения. Через некоторое время отошли газы и отмечено самостоятельное свободное мочеиспускание.

 

Около 14 часов появился в доме потрясенный случившимся В.И. Даль, который приехал в Санкт-Петербург по делам службы из Оренбурга и только что узнал о ранении Пушкина. Даль и Пушкин сблизились и подружились в 1833 г., когда Александр Сергеевич приезжал в Оренбург для сбора материалов об Емельяне Пугачеве. Даль, служивший чиновником по особым поручениям у оренбургского губернатора, помогал Пушкину в сборе материалов и сопровождал его в поездке по историческим пугачевским местам.

 

Александр Сергеевич подал Далю руку и откровенно сказал: “Плохо, брат”. Владимир Иванович — интересный, участливый собеседник, всегда готовый помочь, имевший к тому же медицинское образование и навыки ухода за больными, оказался человеком, очень нужным для Пушкина в эти отмерянные судьбой сутки жизни. И в течение всех этих суток, до последнего вздоха поэта, Владимир Иванович, несмотря на крайнюю усталость, уже не отходил от изголовья умирающего.

 

А.С. Пушкин очень обрадовался Далю, к тому же приход последнего и уменьшение боли от приема опия совпали по времени. Александр Сергеевич отвлекся от грустных дум, слегка повеселел, разговаривая с Владимиром Ивановичем. Правда, из-за одышки и слабости говорить ему было трудно, он произносил слова отрывисто, с расстановкой.

 

Александр Сергеевич охотно стал выполнять назначения докторов. На живот вместо холодных компрессов стали класть “мягчительные” припарки, и Пушкин помогал ухаживающим накладывать и снимать их. Внутрь он принимал лавровишневую воду и каломель, однократно дали касторовое масло, продолжали применение опия. Больного мучила жажда, и он часто просил холодную воду, которую ему подносили чайными ложечками.

 

Александр Сергеевич был не привередливым больным, он никого не упрекал, не жаловался, благодарил ухаживающих за каждый пустяк. “Вот и хорошо... и прекрасно...”, — часто приговаривал он, когда давали воды, кусочки льда, поправляли постель, подушку.

 

К 18 часам 28 января отмечено новое ухудшение состояния. Появилась лихорадка. Пульс достигал 120 ударов в минуту, был полным и твердым (напряженным). Боли в животе стали “ощутительнее”. Живот вновь вздуло. Для борьбы с развившимся “воспалением” (перитонитом) Даль и Спасский (с согласия и одобрения Арендта) поставили на живот 25 пиявок. Пушкин помогал докторам, рукой сам ловил и припускал себе пиявки.

 

После применения пиявок жар уменьшился. “Кожа показывала небольшую испарину”. Пульс стал реже и мягче. Живот “опал”. В.И. Даль позднее вспоминал: “Это была минута надежды. Я ухватился, как утопленник, за соломинку... и обманул было и себя, и других — но ненадолго”33.

 

От применения пиявок больной потерял, по расчетам Ш.И. Удермана12, еще около 0,5 л крови и, таким образом, общая кровопотеря с момента ранения достигла 2,5 л (50% от всего объема циркулирующей в организме крови). Несомненно, что ко времени назначения пиявок уже возникла тяжелейшая анемия, действенных средств лечения которой (переливание крови, препараты железа и т.д.) в те годы еще не знали. Местное кровопускание в XIX веке допускалось для лечения перитонита32. Однако назначение пиявок Пушкину (да еще в таком количестве), без учета его кровопотери и развившегося малокровия, было шаблонным, необдуманным актом, приблизившим летальный исход. Улучшение было мимолетным, вскоре Александру Сергеевичу стало еще хуже, чем до применения пиявок.

 

Г.И. Родзевич34 и Ш.И. Удерман12 уверены, что назначение пиявок — серьезная, “роковая” ошибка докторов, лечивших Пушкина.

 

В ночь с 28 на 29 января состояние раненого крайне тяжелое. В сознании. Его беспокоят резкая слабость и жажда. Боли в животе сохраняются, но стали поменьше. Временами раненый засыпает, но ненадолго. Просыпаясь, просит пить, но пьет только по нескольку глотков. Иногда очень тихо, стараясь сдерживать себя, постанывает. Даль уговаривал его: “Не стыдись боли своей, стонай, тебе будет легче”. Пушкин возражал: “Нет, не надо, жена услышит”.

 

Изменилось лицо, черты его заострились (“лицо Гиппократа”, типичное для больных перитонитом). Появился мучительный оскал зубов, губы судорожно подергивались даже при кратковременном забытье. Возникли признаки дыхательной и сердечно-сосудистой недостаточности. Дыхание стало частым, отрывистым, воздуха не хватало (одышка). Пульс был едва заметен.

 

У поэта появилось мучительное чувство тоски. “Скоро ли это кончится?” “Ах, какая тоска! Сердце изнывает!” — жаловался он Владимиру Ивановичу.

 

Тактика лечения оставалась неизменной. Больному давали лавровишневую воду, каломель и опий.

 

Утром 29 января состояние стало критическим, предагональным. “Общее изнеможение взяло верх”. Пришедший рано утром на квартиру доктор Спасский поразился резкому ухудшению состояния больного и отметил, что “Пушкин истаивал”. Консилиум врачей в составе Арендта, Спасского, Андреевского и Даля единогласно сошелся во мнении, что скоро начнется агония. Арендт заявил, что Пушкин проживет не больше двух часов.

 

Александр Сергеевич бoльшую часть времени своего последнего дня был в сознании. Он жаловался на резкую слабость, жажду, головокружение, одышку. Временами сознание “путалось”, и пациент переставал узнавать неотлучно находящегося у изголовья Даля, возникали зрительные галлюцинации. Александр Сергеевич признался, что ему вдруг пригрезилось, как они вместе с Далем, взявшись за руки, лезут вверх по книгам и полкам — все выше, выше и выше!

 

Пульс у больного падал с часу на час, стал едва заметен. Руки были совсем холодными. Частые, отрывистые дыхательные движения прерывались паузами (дыхание Чейн-Стокса).

 

Передняя и зала были переполнены. Бледные и тревожные лица людей выдавали сильное волнение. “Больной находится в весьма опасном положении”, — написал Жуковский для посетителей. Этот бюллетень оказался последним.

 

Наиболее близкие друзья поэта — В.А. Жуковский, П.А. Вяземский со своей женой, А.И. Тургенев, М.Ю. Виельгорский — собрались у смертного одра. От умирающего не отходили доктора Е.И. Андреевский, В.И. Даль и И.Т. Спасский. Несколько раз Александр Сергеевич звал Наталью Николаевну, но говорить много не мог, отсылал ее от себя. “Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском”, — говорил Александр Сергеевич еще в первый вечер после смертельного ранения.

 

Около 14 часов Александру Сергеевичу захотелось морошки. Он с нетерпением ждал, когда ее принесут, и попросил жену покормить его из своих рук. Он съел 2—3 ягодки и с наслаждением выпил несколько ложечек сока, подаваемых женой, говоря: “Ах, как это хорошо!” Наталья Николаевна опустилась на колени у изголовья умирающего мужа и приникла лицом к нему, а он гладил ее ласково по голове и тихо, едва слышно, шептал слова любви и утешения. Безмятежное спокойствие разлилось по его лицу.

 

Наталья Николаевна вышла из кабинета, вся искрящаяся надеждой, и сказала, обращаясь к окружающим: “Вот вы увидите, что он будет жив”.

 

Но через некоторое время, в отсутствие ее, началась агония. Пушкин потухающим взором обвел шкафы своей библиотеки и, имея в виду своих самых лучших и верных друзей — книги, прошептал: “Прощайте, прощайте”. Спасский и Даль исполнили последнюю просьбу умирающего, чуть повернув его на бок и слегка приподняв. Александр Сергеевич вдруг широко открыл глаза, лицо его прояснилось. Последними словами поэта были: “Жизнь кончена... Тяжело дышать, давит...”. Отрывистое частое дыхание сменилось на медленное, тихое, протяжное, и вот уже слабый, едва заметный, последний вздох. Дыхание остановилось.

 

В 14 часов 45 минут 29 января 1837 г. (10 февраля по новому стилю) зафиксирована смерть. Закрыл глаза умершему доктор Е.И. Андреевский.

 

* * *

 

Вскрытие было проведено в передней квартиры поэта, очевидно, Спасским, единственным из докторов имевшим опыт судебно-медицинской экспертизы. Производилось оно в соответствии с Указом военной коллегии от 1779 г. об обязательном вскрытии трупов, умерших насильственной смертью.

 

Спешка, плохое освещение, неполный объем вскрытия и, главное, неоформленный письменный протокол — эти вопиющие недостатки аутопсии* стали затем причиной различных толкований хода раневого канала, наличия и степени поражения некоторых органов и, наконец, причины смерти. Результаты вскрытия по памяти почти через 24 года обнародовал участвовавший в нем Даль. Подчеркнем, что опубликованные Далем материалы — не есть официальный протокол вскрытия. В ту пору уже существовали строгие требования к форме протокола, который состоял из введения, описательной части и мнения35. Материалы В.И. Даля — это вольное изложение автором того, что он видел на аутопсии. Приводим полностью содержание его записки, опубликованной в 1860 г. в № 49 “Московской медицинской газеты”:

 

“Вскрытие тела А.С. Пушкина.

 

По вскрытии брюшной полости все кишки оказались сильно воспаленными; в одном только месте, величиною с грош, тонкие кишки были поражены гангреной. В этой точке, по всей вероятности, кишки были ушиблены пулей.

 

В брюшной полости нашлось не менее фунта черной, запекшейся крови, вероятно, из перебитой бедренной вены.

 

По окружности большого таза, с правой стороны, найдено было множество небольших осколков кости, а, наконец, и нижняя часть крестцовой кости была раздроблена.

 

По направлению пули надобно заключать, что убитый стоял боком, вполоборота и направление выстрела было несколько сверху вниз. Пуля пробила общие покровы живота в двух дюймах от верхней, передней оконечности чресельной или подвздошной кости (ossis iliaci dextri) правой стороны, потом шла, скользя по окружности большого таза, сверху вниз, и, встретив сопротивление в крестцовой кости, раздробила ее и засела где-нибудь поблизости. Время и обстоятельства не позволили продолжать подробнейших розысканий.

 

Относительно причины смерти надобно заметить, что здесь воспаление кишок не достигло еще высшей степени: не было ни сывороточных или конечных излияний, ни прирощений, а и того менее общей гангрены. Вероятно, кроме воспаления кишок, существовало и воспалительное поражение больших вен, начиная от перебитой бедренной; а, наконец, и сильное поражение оконечностей становой жилы (caudae equinae) при раздроблении крестцовой кости”33.

 

Пулю на вскрытии не нашли, что лишний раз характеризует его качество. Ничего Даль не пишет о состоянии легких, сердца, селезенки и других отдаленных от раны внутренних органов; не ясно, производился ли их осмотр. Вероятнее всего, аутопсия была поверхностной и неполной — вскрывалась только брюшная полость.

 

К казусам следует отнести и утверждение Даля, что кровотечение наблюдалось “вероятно, из перебитой бедренной вены”. Но, во-первых, бедренная вена не проходит в зоне раневого канала, и, во-вторых, почему Даль пишет “вероятно”, ведь ранение такой крупной вены, как бедренная, должны были обязательно заметить на вскрытии, тем более, если рассмотрели гангрену кишки “величиной с грош”. Ш.И. Удерман12 предполагает, что вывод Даля о повреждении бедренной вены — поздний домысел его, ибо к Владимиру Ивановичу через какое-то время после смерти поэта попал “дуэльный” сюртук Пушкина, в котором была дырочка от пули напротив правого паха. Отсюда последовал вывод, что ранен крупный сосуд в паху. Однако в момент выстрела Дантеса у Пушкина была поднята правая рука с пистолетом и, естественно, поднялась и правая половина сюртука. Сама же рана была значительно выше паховой складки, и бедренная вена никак не могла быть повреждена.

 

Изучая хирургическую литературу ХIХ века, мы обнаружили, что наружная подвздошная артерия и одноименная вена многими авторами назывались бедренной артерией и веной. До 1895 г., когда была принята Базельская анатомическая номенклатура (ВNА), даже в некоторых руководствах по анатомии встречалась такая терминологическая путаница в названиях магистральных артерий и вен, располагающихся в этой области выше паховой складки. Так, может быть, Даль имел в виду ранение именно правой наружной подвздошной вены, называя ее бедренной? Это вполне вероятно. Однако и в этом случае убедительных доказательств, что пуля Дантеса повредила крупную магистральную вену (наружную, общую или внутреннюю подвздошную), в исторических документах нет, и допустить это невозможно, иначе наступила бы гибель Пушкина от массивной кровопотери уже на месте дуэли или во время транспортировки1. Большинство авторов 12, 19, 31, 36, 37 считает, что ни бедренная, ни наружная подвздошная вена, ни другие крупные вены, а также крупные магистральные артерии не лежали на пути пули, а следовательно, не были повреждены.

 

Источниками кровотечения следует считать более мелкие вены и артерии таза, в большом числе расположенные по ходу раневого канала. Преимущественно это в е т в и подвздошных вен и артерий. Для неискушенного, не знающего медицины читателя названия этих сосудов мало что говорят. Но истина и память великого русского поэта заслуживают их упоминания. Не будет ничего предосудительного в том, что читатель просвещенного ХХI века будет иметь под рукой сведения о сосудах, повреждение которых способствовало гибели А.С. Пушкина. Прежде всего, следует указать подвздошно-поясничную артерию и одноименную вену (а. et v.iliolumbalis), глубокую артерию (и вену), огибающую подвздошную кость (а. et v. circumflexa ilium profunda), переднее крестцовое венозное сплетение (plexus venosus sacralis), которое образуется из анастомозирующих между собой крестцовых вен (v.sacralis mediana et v.v. sacrales laterales). Как артерии, так и, особенно, вены, выстилающие стенки таза, имеют довольно большой диаметр и обильно анастомозируют как друг с другом, так и с висцеральными тазовыми сосудами, кровоснабжающими внутренние органы таза. Кровотечение из тазовых артерий и вен бывает довольно значительным, хотя и не приводит к смерти непосредственно на месте ранения или в первые часы после повреждения.

 

Требует уточнения и само направление раневого канала. В работе академика Б.В. Петровского1, одной из лучших по этой теме, ход раневого канала изображен как исключительно прямолинейный. Однако прямолинейное продвижение пули в теле Пушкина вызывает у нас большие сомнения.

 

Прежде всего, необходимо опровергнуть одно заблуждение, которое “кочует” из одного источника в другой. Объясняют продвижение пули в теле раненого сверху вниз тем, что Дантес ростом был выше Пушкина и целил в низ живота. Поэтому пуля де шла неуклонно по нисходящей траектории и в результате достигла нижней части крестца, попутно повредив участок крыла подвздошной кости.

 

Мы провели расчеты траектории. Оказалось, что если соединить прямой линией места повреждения крестцовой и подвздошной кости и продолжить эту прямую линию за пределы тела на расстояние 7 м (дистанцию между противниками в момент выстрела), то окажется, что Дантес должен был быть трехметровым великаном.

 

На невостребованных трупах мужчин среднего роста, умерших от случайных причин, мы изучили возможный ход раневого канала38. Установлено, что при прямолинейном ходе от точки, расположенной в 5 см (что соответствует 2 дюймам) от передней верхней ости правой подвздошной кости, до боковой поверхности нижней части крестцовой кости во всех случаях повреждаются петли тонкой кишки, иногда раневой канал проходит через слепую кишку, подвздошные сосуды и правый мочеточник. Внимательно просмотрев компьютерные томограммы таза 20 мужчин, обследованных по поводу различных заболеваний органов, находящихся вне проекции предполагаемого раневого канала, мы убедились, что при прямолинейном ходе пули у Пушкина неминуемо должны были произойти сквозные ранения тонкокишечных петель. Последующее моделирование на трупах и срезах компьютерной томографии показало, что единственно возможным направлением, при котором сохраняются неповрежденными кишечные петли, является движение пули по неправильной дуге с внутренней стороны задней полуокружности костного тазового кольца. Это не противоречит и секционным данным: Даль пишет, что пуля “шла, скользя по окружности большого таза”.

 

В положении корпуса Пушкина вперед правым боком, вполоборота (под углом приблизительно 45°), пуля вошла на 5 см кнутри от передней верхней ости правой подвздошной кости, прошла мягкие ткани брюшной стенки, ударилась о внутреннюю поверхность крыла подвздошной кости, раздробив этот участок с образованием множества костных осколков, рикошетировала от подвздошной кости и, изменив свое направление, прошла между задней полуокружностью тазового кольца и внутренними органами таза, косо медиально и книзу, ударилась о нижнюю часть крестцовой кости, разрушила ее с образованием множества осколков и, потеряв кинетическую энергию, застряла в раздробленной массе крестца.

 

Раневой канал располагался ниже почки и восходящей ободочной кишки, кзади от слепой кишки, петель тонкого кишечника, прямой кишки и мочевого пузыря. Таким образом, общий ход раневого канала был не прямолинейным, а под тупым углом; пуля прошла как бы по неправильной дуге между задней полуокружностью тазового кольца и внутренними органами таза до крестца, миновав кишечные петли (ушиблен был лишь небольшой участок кишки и поврежден париетальный листок брюшины).

 

Выскажем некоторые соображения относительно ранения органов и тканей, окружающих раневой канал.

 

По данным В.И. Даля33, на аутопсии был выявлен небольшой участок (“величиной с грош”) гангрены (некроза) стенки тонкой кишки. Однако прободения кишечной стенки в этом и других участках кишечника и кишечного содержимого (“конечных излияний” по В.И. Далю) в свободной брюшной полости на вскрытии не было обнаружено. В.И. Даль считает, что этот небольшой участок кишечной стенки был ушиблен пулей. Это мнение поддерживают А.М. Заблудовский23, В.А. Шаак19, А.Д. Адрианов36, Б.В. Петровский1 и многие другие авторы.

 

Напротив, Ш.И. Удерман12 предполагает, что данный участок кишечника был ушиблен не пулей, а мелким костным отломком подвздошной кости, с большой силой отлетевшим от кости в момент ее огнестрельного раздробления. Не исключает он и еще один механизм ушиба: при падении поэта во время дуэли, неудачной транспортировке или перекладывании раненого стенка кишки могла повредиться при соприкосновении с острым краем костного фрагмента.

 

М.С. Рабинович39 утверждает, что у Пушкина имелась небольшая огнестрельная рана тонкой кишки, которая затем самопроизвольно закрылась. Свое утверждение он ничем не доказывает. Предположить, чтобы рана на кишке от крупной свинцовой пули самопроизвольно закрылась, невозможно. Да, к тому же, на вскрытии не обнаружено кишечного содержимого в свободной брюшной полости.

 

Итак, вероятнее всего, в результате ушиба стенки тонкой кишки пулей или фрагментом кости первоначально образовалась небольшая гематома* в кишечной стенке, которая через некоторое время подверглась омертвению (гангрене).

 

С.С. Юдин18 и И.С. Брейдо17 предполагали, что Пушкин имел проникающее огнестрельное ранение прямой кишки. Однако убедительных данных для подтверждения своей гипотезы они не приводят. А основания для возражения им есть. При наличии раны на прямой кишке не только кишечное содержимое, но и введенная при очистительной клизме жидкость проникли бы в малый таз и брюшную полость. Этого, как и ран на стенке прямой кишки, не было обнаружено на вскрытии.

 

Как мы уже писали, пуля шла преимущественно ретроперитонеально**. О том, что она повредила, пусть и на небольшом участке, задний листок париетальной брюшины у нас, как и у большинства авторов, сомнений нет. Сошлемся лишь на весьма авторитетное мнение академика Б.В. Петровского1.

 

Инфекция через дефект брюшины легко проникла в брюшную полость. Главным источником микроорганизмов следует считать инфицированный раневой канал с неудаленным инородным телом (пулей) и вторичными инородными телами (обрывками одежды, осколками костей и т.п.). Вторым источником инфекции явилась кровь, обильно поступающая из поврежденных сосудов в малый таз и оттуда проникающая через дефект брюшины в брюшную полость. Излившаяся из сосудов кровь является прекрасной питательной средой для микробов. В-третьих, через гангренозно измененный участок стенки тонкой кишки микроорганизмы, в несметном количестве находящиеся в просвете кишечника у любого человека, также могли проникать в свободную брюшную полость. Кроме того, инфекция могла распространиться в брюшную полость гематогенно (через кровеносное русло) из 2 очагов начинающегося остеомиелита* тазовых костей (правой подвздошной и крестцовой) и из воспаленных вен таза.

 

У Пушкина через 12 часов после ранения (в 5 часов утра 28 января) Арендт обнаружил явные клинические признаки перитонита. Не следует обманывать себя тем, что Даль в своей записке о результатах вскрытия сообщает о скудности патологоанатомической картины воспаления брюшины. Просто ожидания Даля не совпали с увиденным на секции. Он, как и другие доктора, исходя из клинической картины заболевания и расположения входного отверстия пули, предполагал, что должны обнаружиться множественные огнестрельные раны тонкой и толстой кишки с излиянием кишечного содержимого в брюшную полость, а на аутопсии, благодаря своеобразному ходу раневого канала, проникающих ранений кишечника не оказалось вовсе. Тем не менее Даль в своей записке отнюдь не утверждает, что перитонит у Пушкина отсутствовал. Он и начинает описание с фразы, что “...все кишки оказались с и л ь н о в о с п а л е н н ы м и”. Поэтому сенсационное заявление И.С. Брейдо17, категорически отвергающего наличие перитонита у раненого Пушкина, безосновательно.

 

Всем сомневающимся в том, что поэт имел перитонит, убедительно ответил Б.В. Петровский в 1983 г.

 

Приводя для примера свой опыт лечения более 500 раненых с огнестрельными ранениями костей таза, он пишет: “Часто мы видели... быстро возникавшие “сухие” перитониты, которые можно было бы рассматривать как анаэробные типичные или как неклостридиальные анаэробные**, гнилостные воспаления брюшины. Поэтому сомнения в наличии перитонита у раненого А.С. Пушкина и некоторые недоумения (у отдельных авторов) в связи с быстрым молниеносным его течением... нам представляются неосновательными”1.

 

Александр Сергеевич имел также значительное повреждение костей таза. “Раздробление подвздошной и в особенности крестцовой кости — неисцелимо”, — писал в заметке “Ход болезни Пушкина” В.И. Даль33. Б.В. Петровский31, подчеркивая тяжесть подобных ранений, опять же ссылается на опыт Великой Отечественной войны, когда наблюдалось много больных с огнестрельными инфицированными ранами раздробленных спонгиозных частей костей таза; они быстро нагнаивались и вызывали бурно развивающийся остеомиелит.

 

В.И. Даль в записке о вскрытии тела допускает наличие у раненого “воспалительного поражения больших вен” (флебита) и повреждения нервов крестцового сплетения. Вполне вероятно, что флебит тазовых вен был.

 

Что касается повреждения нервных стволов крестцового сплетения со значительным разрушением их, то достоверного подтверждения этого по клинической картине нет. У больного не было отмечено типичных для такого повреждения расстройств функции тазовых органов (анального недержания, острой задержки мочеиспускания или непроизвольного истечения мочи), а также парезов и параличей нижних конечностей (чувствительность и движения в ногах были сохранены, поэт при переодевании 27 января даже сам встал на ноги). Исключить же повреждение отдельных периферических элементов крестцового сплетения и каких-то нервных веточек полностью нельзя, ибо конечная часть раневого канала имела совершеннейшую анатомическую близость к крестцовому сплетению. Поэтому, при условии сохранения жизни, поэт мог в дальнейшем страдать легкими или умеренными нарушениями движений и чувствительности в ногах.

 

И, наконец, вопрос, который вообще не освещен в литературе.

 

При моделировании хода раневого канала, как прямолинейного, так и дугообразного, нами38 было обнаружено, что он проходит в непосредственной близости к правому мочеточнику* или (значительно реже) пересекает последний. В норме тазовый отдел правого мочеточника, имея диаметр в среднем 4-7 мм, примыкает к заднему листку париетальной брюшины, пересекает наружную подвздошную артерию и одноименную вену, располагаясь кпереди от этих сосудов.

 

Возникает вопрос: имелось ли у Пушкина ранение мочевых путей?

 

Со всей категоричностью на этот вопрос можно ответить отрицательно — ни правый мочеточник, ни мочевой пузырь повреждены не были. Мочевой пузырь, даже в переполненном состоянии, находится на достаточном удалении от раневого канала. Пуля прошла, очевидно, близко к правому мочеточнику, не повредив, однако, его стенок. Целость мочевого пузыря и мочеточника подтверждается отсутствием у раненого Пушкина симптомов повреждения указанных органов (крови в моче, учащенного и болезненного мочеиспускания или острой задержки мочеиспускания, выделения мочи через рану). Раненый мочился самостоятельно, не часто, примеси крови в моче и выделения мочи в рану никто из врачей, ухаживающих за Пушкиным, не отметил. На вскрытии не было обнаружено ни ран мочевого пузыря и мочеточника, ни мочевых затеков в области малого таза, забрюшинного пространства и брюшной полости.

 

Анализ клинических и секционных данных позволяет ретроспективно установить у А.С. Пушкина следующий развернутый д и а г н о з:

 

Огнестрельное проникающее слепое ранение нижней части живота и таза. Многооскольчатые огнестрельные инфицированные переломы правой подвздошной и крестцовой костей с начинающимся остеомиелитом. Травматогенный диффузный перитонит. Гангрена участка стенки тонкой кишки. Инфицированная гематома брюшной полости. Инородное тело (пуля) в области крестца. Флебит тазовых вен. Молниеносный сепсис. Травматический шок. Массивная кровопотеря. Острая постгеморрагическая анемия тяжелой степени. Острая сердечно-сосудистая и дыхательная недостаточность. Полиорганная недостаточность.

 

П р и ч и н о й с м е р т и, безусловно, явился молниеносный сепсис**, как осложнение, в первую очередь, травматогенного перитонита. В этиопатогенезе сепсиса также имели значение инфицированная и не дренированная огнестрельная рана области таза с неудаленным инородным телом, начинающийся остеомиелит подвздошной и крестцовой костей, флебит тазовых вен. Сепсис развился на фоне тяжелейшей постгеморрагической анемии, явившейся результатом невосполненной массивной кровопотери; он привел к полиорганной, прежде всего сердечно-сосудистой и дыхательной, недостаточности.

 

Стремительное развитие септического перитонита с летальным исходом уже через двое суток не так уж редко встречалось в ХIХ веке, когда при проникающих ранениях живота пострадавших не оперировали и не применяли антибиотиков12. Сошлемся на известную работу “Воспаление брюшины, перешедшее в нарыв”, опубликованную в 1840 г. Е.И. Андреевским40, принимавшим участие в лечении А.С. Пушкина. Это серьезный научный труд объемом в 41 страницу, в котором автор излагает сущность перитонита, его клинику и лечение. Примечательно, что Е.И. Андреевский упоминает о достаточно распространенной в то время “быстротечной” форме перитонита, когда смертельный исход наблюдался через 2—3 дня. По его данным, встречались случаи, когда смерть наступала уже через 1 сутки от начала заболевания.

 

И.С. Брейдо17 считает, что перитонита у Пушкина не было, а умер он от газовой (анаэробной) инфекции в области таза. И.Д. Аникин41 безосновательно писал, что причиной смерти явилась де закупорка тромбами сосудов, проходящих в брыжейке — складке брюшины, на которой подвешены петли тонкой кишки. Эти мнения звучат диссонансом в общем дружном хоре авторов, утверждающих, что смерть у Александра Сергеевича наступила от перитонита или септического перитонита, то есть перитонита, осложненного сепсисом. Так считают Н.Н. Бурденко и А.А. Арендт42, А.М. Заблудовский23, В.А. Шаак19, С.С. Юдин18, А.Д. Адрианов36, Ш.А. Удерман12, А. Русаков37 и многие другие ученые. По сути, наше мнение о причине смерти не противоречит утверждению большинства названных авторов, хотя в этиопатогенезе сепсиса, помимо перитонита, мы определенное значение придаем и другим инфекционно-воспалительным процессам, развившимся у раненого.

 

Существует еще одно, распространенное в среде литераторов и широких масс населения, мнение, что Александр Сергеевич умер в результате неостановленного внутреннего кровотечения из крупных сосудов, например, из той же бедренной вены, повреждение которой предполагал В.И. Даль. В то время хирургические вмешательства на сосудах были уже хорошо разработаны, да и противопоказаний к подобной операции, если бы крупный сосуд был действительно поврежден, по существующим тогда установкам не было (в отличие от перитонита, при котором рекомендовалось сугубо консервативное лечение). Естественно, что в глазах этих людей лечебная тактика, примененная докторами у А.С. Пушкина, выглядит глубоко ошибочной: поэта надо было экстренно оперировать, останавливая кровотечение из поврежденных сосудов, а с легкими проявлениями воспаления брюшины организм Александра Сергеевича справился бы сам, и, таким образом, жизнь гения русской литературы была бы спасена. Точка зрения эта весьма неубедительна и опровергается без особого труда, поэтому и солидных публикаций, развивающих ее, нет.

 

Конечно, можно без конца выдвигать различные новые гипотезы о причине смерти А.С. Пушкина, от анаэробной инфекции (основываясь лишь на “чувстве тоски”, как это делает И.С. Брейдо) до септического воспаления легких, инфаркта миокарда, закупорки сосудов брыжейки и других возможных осложнений ранения, но поскольку подтверждений историческими документами и свидетельствами очевидцев этих невероятных гипотез все равно нет, то они так и останутся ничем не доказанными пустыми предположениями.

 

И, наконец, главный вопрос: можно ли было спасти Александра Сергеевича Пушкина, если бы он жил сейчас, в наших условиях?

 

При огнестрельном ранении нижнего этажа брюшной полости и таза, подобном ранению А.С. Пушкина, необходимо оказать первую медицинскую помощь на месте происшествия (наложение асептической повязки, введение обезболивающих и кровоостанавливающих средств), немедленно транспортировать пострадавшего в хирургическое отделение на санитарной машине в лежачем положении на щите, вводя в пути препараты — заменители плазмы крови и противошоковые средства. В хирургическом стационаре необходимо выполнить срочное обследование, обязательно включающее, наряду с другими методами, рентгенографию и ультразвуковое исследование с целью локализовать инородное тело и определить наличие и характер повреждений окружающих раневой канал органов.

 

После короткой предоперационной подготовки нужно оперировать больного под общим обезболиванием (наркозом): вскрыть нижним срединным разрезом брюшную полость, эвакуировать из нее выпот и кровь, резецировать (иссечь) участок тонкой кишки, содержащий ушибленное место, восстановить непрерывность кишечной трубки, сшив друг с другом концы рассеченной кишки, широко рассечь раневой канал, удалить пулю, множественные осколки подвздошной и крестцовой кости и другие инородные тела, остановить кровотечение из поврежденных сосудов, санировать и дренировать брюшную полость и малый таз. Кровопотеря должна быть восполнена переливанием крови и препаратов — заменителей плазмы крови. После операции необходима интенсивная терапия в условиях реанимационного отделения, включающая внутривенное, капельное введение растворов, антибиотики, стимуляторы иммунитета, ультрафиолетовое облучение крови и другие средства и способы.

 

При выполнении в полном объеме указанных мероприятий смертельный исход, в связи с тяжестью ранения, мог бы все равно наступить, однако шансы на выздоровление составили бы не менее 80%, ибо летальность при подобных огнестрельных ранениях ныне составляет 17,2 — 17,5 % (Е.К. Гуманенко43, А.С. Ермолов и соавт.44).

 

Но Александр Сергеевич Пушкин жил в другое время, и спасти жизнь гениального поэта при том уровне развития медицины, который существовал в 30-х годах ХIХ столетия, было практически невозможно.

 

* * *

 

Похоронили А.С. Пушкина на рассвете 6 февраля у стен Святогорского монастыря, на Псковщине.

 

Этот уголок земли для нас, россиян, является священным.

 

Замечательнее всех это выразил К. Паустовский:

 

“... Лучшим местом на земле я считаю холм под стеной Святогорского монастыря в Псковской области, где похоронен Пушкин. Таких далеких и чистых далей, какие открываются с этого холма, нет больше нигде в России...”

[Poll1248]

Продолжим, надо же что-то на обеде прочитать. Можно комментировать, особенно медиков интересно послушать

 

Опытные советчики.

onoff49

 

Самая неудачная шутка нашего здравоохранения – это операционный день в понедельник.

К понедельнику обязательно кто то вдруг заболеет, перепьёт, опоздает.

Самое оригинальное оправдание прогула предъявил недавно наш почтенный аксакала от нейрохирургии, Нифантий Мартемьянович.

- Я,- говорит - всю ночь из сауны уйти не мог! Кто - то моё барахло надел и ушёл… Не будить же мне Аллу! Утром позвонил, она мне штаны привезла, вот я и пришёл…

Лучше бы и не приходил! Красный, помятый, перегар на гектар.

Поэтому ассистировать мне, сегодня будет Алик Липкин. Он еврей и пьёт мало.

Если можно верить Евангелию, то первое своё чудо для тамошнего населения Христос произвёл в Кане Галилейской – превратил 480 литров воды в вино.

Позже он накормил пятью хлебами и двумя рыбами пять тысяч человек и остатков набрали двенадцать корзин, а вот про то, сколько осталось вина на той свадьбе – история почему то умалчивает! Думаю, что ни капли не осталось - выдули всё.

Может быть, перепив тогда, евреи и стали пить аккуратнее?

 

Вот и операционная. Святое место. A сlean, well-lighted place. Никто не орёт. Всё делается быстро и с первого предъявления. Начальство сюда не пустит санитарка Женя.

Ритуал омовения рук. Раскланиваемся с бригадой. Что - то есть в этом церковное.

Ну и вот. Все церемонии позади. Четыре человека сгрудились вокруг круглого предмета под стерильными пелёнками – головы с опухолью посередине.

Анестезиолог ещё раз исполняет глиссандо на своих аппаратных тумблерах и кнопочках и говорит, выдохнув:

- Можно начинать!

 

Тут кто - то кашлянул.

Оглядываюсь. Позади меня стоит Фёдор Анатольевич с бесцветными, как бельма глазами.

- Ты погодил бы начинать. Оптику пока проверь, свет отрегулируй. Вон тот пинцет выкинь. Скажи, что бранши не сходятся…А то помнишь, как у меня было: сказали «Можно!», а только скальпель занёс - у больного сердце встало! Давление по нолям! Сколько потом разборок было жалоб и комиссий! Но так ведь и не поняли, отчего умер. А если бы успел разрез сделать?! До тюрьмы могло дойти…

 

Тяну время. Всё хорошо: гудит и пощёлкивает аппарат ИВЛ, цифры на экране монитора – приличные, анестезиолог любезничает с анестезисткой Светочкой.

Мы продолжаем.

Пропилили кости черепа, откинули костный лоскут. Подобрались к опухоли. Красный узел, размером с греческий мандарин исходит из твёрдой мозговой оболочки, от места слияния венозных синусов. Отвратительно!

Начинаем, отделяя по малому кусочку, удалять опухоль.

 

Тут подошёл Сергей Геннадьевич и говорит:

- Потихоньку, не спеши. Опухоль, небось, лет пять росла, а ты её хочешь удалить за пять часов! За пять лет мозг к ней привык, а вот возникшую вдруг пустоту – может не перенести: начнётся редислокация, нарушение кровотока, отёк мозга. Два года назад у меня такое было. Помнишь?

 

Ещё бы!

Снижаем свой бодрый темп.

Сложно мне было когда-то начинать в нейрохирургии. Пришёл я в неё из общей хирургии и травмы. Там можно было тянуть, вправлять, давить, т.е. нет - нет, а применять силу и спешить. А в нейрохирургии – всё как во сне - плавно, медленно, с остановками.

Бесило это меня в начале – без меры!

 

Подобрались, наконец, к матриксу – месту исходного роста опухоли. Мать моя женщина!

Идём к негатоскопу. На нём развешены томограммы больного и ангиограммы сосудов мозга.

Однажды перегорели лампочки в негатоскопе. А окон у нас в операционной – нет. Как смотреть снимки «на свет»? Замучались. Из - за такой ерунды – лампочки (!)- чуть всё прахом не пошло.

Смотрю снимки. Нет, всё так и есть: синусы опухолью не пророщены, кровоток в них – хороший. Для меня это плохо.

 

Тут появился просто Митя. Молодой он ещё был.

Митя говорит:

- Д-а-а-а, не позавидуешь вам! Были бы синусы обтурированны опухолью – можно бы было их не беречь! Отработали своё! А тут надо очень осторожно. А то, помните, как у меня случилось? Отделяли опухоль от синуса и надорвали его стенку. Вот где кровотечение то было! Кровь вёдрами лили. Со стола сняли, но потом – отёк, кома три дня и «летательный» исход! Может быть, не упорствовать в радикальности и кусочек опухоли на стенке синуса оставить, от греха подальше?

 

Обошлось с синусами. Опухоль удалилась хорошо. Анестезиологи поднимают давление. Мозг расправляется, но в трепанационное окно – «не лезет».

Зашиваем «бестолковку».

Тут в операционную заглянула Серафима Фёдоровна.

- Ты же не забудь! Как проснётся – сразу больного – на контрольное КТ- мозги светить! А то помнишь, как у меня случилось? Во так же опухоль убрали, а в ложе удалённой опухоли набежала кровища – образовалась гематома. Дежурант «проспал», реаниматологи не обратили внимания. Гематома раздавила мозг и всё – Васей звали! Труп и посмертный эпикриз. А вот если бы КТ после операции сразу сделали, то вовремя убрали бы гематому, поставили бы дренажи… Одним покойником было бы меньше.

 

***

Больной проснулся хорошо. На контрольной КТ – гематомы, отёка – нет.

Возвращаюсь в ординаторскую.

Вся четвёрка советчиков уже там. Чинно, в рядок, сидят на диване.

Раскланиваюсь и говорю им:

- Спасибо, что не забываете, господа хорошие! Не знаю, что бы я без вас делал. Спасибо.

- Не забываем!- хохотнул Фёдор Анатольевич. – Это ты нам покоя не даёшь и всё забыть не можешь! Мы сами бы, ни за какие коврижки в операционную больше бы не приходили. Правда, Серафима?

- Да, ладно! – улыбается Серафима. – Времени у нас теперь навалом. Да его для нас и не существует, времени то…

После этого Серафима приподнялась над полом, заколыхалась, словно флаг на ветру, побледнела и её, как пар сквозняком, унесло в открытую форточку.

В 1999 году удалил я ей опухоль головного мозга, но она умерла от набежавшей в ложе удалённой опухоли, гематомы.

 

Так же исчезает и Фёдор Анатольевич, умерший на операционном столе в 2004, неизвестно от чего. Ввел его в наркоз; анестезиолог дал добро на начало операции, но не успел я коснуться кожи головы скальпелем, как наступила остановка сердца. Реанимировали чуть не до трупных пятен – не завели – умер.

 

Сизым клубком, как недотыкомка, укатился в никуда Сергей Геннадьевич. Никак я не мог подобраться к опухоли в его голове. Так и этак – никак! Удалилась опухоль как то нечаянно – вдруг выкатилась одним блоком и целиком! От такой экстренности мозг резко отёк и стал переть из черепа, как тесто из опары. Не удалось мне справиться с этим отёком, и Сергей Геннадьевич умер 9 мая 2001 года.

Мы его по экстренным показаниям оперировали. Этот праздник был точно «со слезами на глазах».

 

Дольше всех не исчезал Митя. Молод он был. Не успел нажиться молодой жизнью.

Два года назад, удаляя у него фалькс - менингиому, повредил я стенку сагиттального синуса. Всё дальше было так, как и рассказывал Митя: массивное кровотечение, отёк мозга, кома, три дня на ИВЛ и смерть.

 

Тут в ординаторскую впорхнула мед. сестричка Цаца.

Начинает лепетать:

- Я ему говорю.. А он ругается…Судно перевернул… Жена корвалолу просит…Вы им скажите…

 

Митя показывает мне большой палец. Хороша, мол, девчонка!

Потом на цыпочках, как будто Цаца может его услышать, направляется к дверям. Не доходит и, сделав мне рукой «пока- пока», с тихим звоном растворяется в прокуренном воздухе ординаторской.

 

Наверное, когда – нибудь, возможно – в моём посмертном эпикризе – некрологе (если меня таковым удостоят), всех этих умерших больных назовут «большим клиническим опытом».

 

Я чёрной завистью завидую молодым врачам без всякого опыта!

[Poll1248]

Реанимация глазами хирурга.

 

onoff49

 

В медицине всё больше и больше «узких» специалистов.

Найти сейчас просто хирурга, трудно. Обязательно это будет «микро», «кардио» или «нейрохирург». Терапевты тоже исчезли, превратившись в эндокринологов, пульмонологов, аллергологов и т. д.

 

Уролог ни за что не будет оперировать на желудке, а кардиохирург - на головном мозге. Гастроэнтеролог не станет лечить больного с бронхиальной астмой, а кардиолог шарахнется от неврологического больного с судорожным припадком.

И только врачи реанимации лечат всё: тяжёлую автомобильную травму и осложненный криминальный аборт; больного прооперированного по поводу опухоли мозга и потерявшего сознание диабетика; больного с отравлением уксусной кислотой и замёрзшего «бомжа».

Даже в крупных больницах нет специализированных отделений реанимации. Есть они только в медицинских специализированных центрах.

Например, в - НИИ нейрохирургии, НИИ кардиохирургии и т.д.

 

Умные и совестливые реаниматологи обречены, всю оставшуюся жизнь, учится: читать толстые медицинские книги, ездить по циклам усовершенствования в столицы нашей Родины, выслушивать консультантов, вызванных из «центра» к непонятным больным.

В конце концов, они уходя на пенсию, с горечью понимая, что так ничему и не научились.

Но таких подвижников очень мало. Большая часть реаниматологов, утешив себя тем, что не боги горшки обжигают, съездив на специализацию для « корочки» и пива попить, начинают всех больных лечить одинаково.

 

Лечат не больного, а синдром: высокое давление снижают, низкое поднимают до « нормы», дышащих плохо - подключают к дыхательному аппарату, приводят к «норме» некоторые лабораторные показатели.

Хотя приведение основных параметров больного человека к параметрам здорового, зачастую, ошибочно.

 

В результате - постоянные конфликты между узкими специалистами и весьма общими реаниматологами у постели тяжёлых больных.

Свои же ошибки реаниматологами не признаются никогда, а скрыть их в реанимации просто.

Реаниматологи быстро нашли способ борьбы с недовольными хирургами.

Начнёт хирург в реанимационном отделении предъявлять претензии к врачам и сестрам и тут же (получай фашист гранату!) всех тяжёлых больных переводят в хирургическое отделение.

Мол, раз вы такие умные, то и лечите своих больных сами!

А мест в хирургическом отделении нет! А впереди - выходные дни!

Поэтому, как только больной просыпается после наркоз и начинает хорошо дышать, мы забираем его из реанимации в отделение: со своего дежуранта и своих сестёр мы можем требовать хорошей работы. Есть надежда и на родственников больных, которым мы разрешаем находится в отделении.

 

*****

В реанимации успех в борьбе за жизнь зависит от трех вещей: первое - современное оборудование, второе - достаточный объем медикаментов, и третье – квалифицированный коллектив.

Как у нас с медикаментами - всем известно.

С реанимационным оборудованием тоже беда! Раньше его просто не было. Теперь появились новые аппараты искусственной вентиляции лёгких, «следящая» аппаратура, фирменные наборы для реанимационных манипуляций.

Появились компьютеризированные анализаторы для лабораторий.

И тут нежная импортная техника ушибается об суровую российскую действительность! Некоторые западные приборы в розетку включать нельзя: при наших перепадах напряжения в сети летят предохранители. Поэтому в реанимации, с новой аппаратуры искусственного дыхания первым делом удаляют предохранители и из проволоки делают «жучки».

Но прогресс налицо: раньше «вилки» европейской аппаратуры, просто не подходили к нашим розеткам.

 

На экране мониторов новой « следящая» аппаратуры, в режиме реального времени, фиксируются все жизненны показатели больного: пульс, давление, частота дыхания. Отображается ЭКГ, температура тела и т.д. Если какой- нибудь показатель не соответствует норме, раздаётся резкий звуковой сигнал и начинает мигать яркий «маячок»: «Тревога»!

Звуки эти очень раздражают реанимационных медсестер. Они до упора нажимают кнопку отключения тревоги и фиксируют её в положении «ВЫКЛЮЧИТЬ» пластырем.

 

И тишина. Только потенциальные покойники по койкам.

 

Однажды хирург зашёл в реанимацию посмотреть, как будет просыпаться больной после операции. На первый взгляд казалось, что больной ещё глубоко спит. Но затем хирург заметил, что при работающем аппарате искусственной вентиляции лёгких, грудная клетка больного не двигается!!! Пульса у больного нет. Хирург стал слушать сердце и едва расслышал глухие сердечные тоны.

А на экране следящей аппаратуры регистрировались нормальные показатели пульса, давления и дыхания!

На крики хирурга неспешно подошел реаниматолог: « Что Вы волнуетесь? У него отличные показатели!» и ткнув пальцем в экран монитора, стал выслушивать лёгкие и сердце.

Больной тем временем посинел. Внезапно реаниматолог отключил дыхательный аппарат, быстро присоединил « дыхательный мешок» Амбу и стал «дышать» в больного «вручную». Вся вальяжность его мгновенно улетучилась.

Оказалось, что дыхательный аппарат вышел из строя и не нагнетал воздух в лёгкие больного. А датчики следящей аппаратуры доблестными медсёстрами были присоединён не к этому больному, а к больному лежащему на соседней койке!!!

Клянусь - я абсолютно ничего не придумываю.

 

Смерть больного реанимация списали бы на «плохо сделанную» операцию.

С тоской думается о том, сколько же осложнений и смертей произошло вот так, из-за недосмотра и глупости. А в условиях всё большей «аппаратизации» и компьютеризации, даже мелкие ошибки и идиотский недосмотр делаются трагическими.

 

Вот только некоторые из известных нам случаев.

Новенькая санитарка убирала в реанимации. Мыть пол ей помешал сетевой шнур аппарата искусственного дыхания. Она и выдернула этот шнур из розетки! Находящегося «на аппарате» больного с трудом спасли.

 

По причине аварии обезточилось реанимационное отделение. Трое больных, находящихся на искусственной вентиляции лёгких погибли.

 

У послеоперационного больного развился психоз. Начало психоза «прозевали». « Ну, я пошёл!»- сказал невменяемый больной. Не отрывая глаз от сканворда, реанимационная сестра раздражённо ответила: « Да иди ты на ... !» Больной выпрыгнул в окно с пятого этажа.

 

Плохой уход за дыхательными путями бессознательных больных и недостаточная дезинфекция аппаратов искусственной вентиляции лёгких, ведёт к тому, что эти аппараты делаются рассадниками лёгочной инфекции и причиной тяжёлых, деструктивных пневмоний. Большая часть больных с нарушенным сознанием погибают именно от таких пневмоний.

 

Уход за больными – минимальный, часто- нулевой. Утром видишь: в какой позе лежал больной без сознания вечером, так и лежит - не поворачивали, кожу не обрабатывали. Отчётливо видны начинающиеся пролежни. Откинешь одеяло, а больной по уши в собственной моче. А сверху прикрыт чистой простынёю!

 

В нашей реанимации установили новую «следящую» аппаратуру с функцией «памяти». Зав. реанимации радовался и предвкушал, как он будет по утрам анализировать ошибки, допущенные дежурными реаниматологами.

Держи карман шире! Блоки памяти квалифицированно вывели из строя.

Что это именно так, я знаю совершенно достоверно.

 

Иногда я думаю, что следует разрешать родственникам больных находится в реанимационном отделении.

Возможно, их присутствие дисциплинирует реаниматологов и «их дежурных сестёр».

 

Я понимаю, что многим реаниматологам не хватает умения и нервов общаться с требовательными родными больных. Но если у них такие слабые нервы, то как они могут выполнять свою основную, очень напряжённую работу?

 

Буду рад, если мне кто то сможет доказать, что я ошибаюсь.

[Poll1248]

Научный спор между двумя хирургами после осмотра больного.

Повеселило

 

onoff49

-Это – аппендицит!

-Что угодно, но не аппендицит!

- Аппендицит!

- Да брось ты!

-Ты сколько аппендицитов вообще видел, салобон!?

- Да уж больше, чем ты!

- Сомневаюсь! Делай, что хочешь, но я остаюсь при своём мнении – это аппендицит!

- Давай у Зубробизона спросим. Он его тоже смотрел.

 

Зубробизон:

 

-Аппендицит – не аппендицит… Какая на х@й разница! Лучше десять «не аппендицитов» прооперировать, чем один аппендицит пропустить! Может это ангина, или дизентерия, или, вообще у него ничего не болит и он нам мульку гонит… Не знаю! Решайте сами – не маленькие!

 

-Короче: это аппендицит!

- Нет!

- Ну, и упёрты же ты! Аппендицит!

- Ладно! Пусть будет аппендицит. Оперируем?

 

Прооперировали.

 

- Ну, а что я говорил?!

- Посмотрим, что ещё гистология покажет. Голубой, нетоптаный отросток…

- Какой «голубой»! Флегмона!

- Ага! Скажи ещё – гангренозный…

- Ты сначала узлы научись как следует вязать, а потом спорь!

- Не бзди, Склифосовский! Следующего я оперирую, а ты на крючках постоишь.

…………………

Такой вот уровень доказательной, как бы медицины.

[PALACH]

За что я боюсь наших кулибиных - за любовь к экспериментам.

[ellis]

Научный спор между двумя хирургами после осмотра больного.

Повеселило

Стоят около операционного стола два акушера-гинеколога- женщина, зав.отделением и мужчина, зав.кафедрой. Экстренная операция.

Ж.- давай по старому шву, аккуратненько поперёк разрежем

М.- давай вдоль, время уходит, мы их потеряем

Ж.- да не,давай поперёк, по времени то на то и выйдет, чего полосовать то?

М.- да не, давай вдоль

 

Тут раздаётся слабый голос пациентки- разрежте , пожалуйста, поперёк

 

Две пары удивлённых глаз обращаются в сторону головы пациентки. Удивление- "здесь ещё кто то есть живой, кроме нас?"

М.- барышня, а Вам не всё равно?

Пациентка- ну если помру, то всё равно, конечно, патанатому меньше разрез делать, только ваш продлить...а если выживу, хотелось бы, чтоб было красиво...

[Малыш]

Паталогоанатомы у нас повдоль вскрывают, от горла до лобка.

А в америке рогаткой, не разделяя ключицы.

Не понимаю, как может поперечный гинекологический разрез помочь в патанатомии. Объясните.

[ellis]

Реанимация глазами хирурга.

 

onoff49

Не любит он реаниматологов. :smile3:

 

Реаниматологи на самом деле посиндромщики. И они честно и откровенно это признают. Задача реаниматолога- поддержать жизненные фунции, не дать погибнуть. Для постановки диагноза и лечения основного заболевания есть другие специалисты.

ППКС-нуть автору не могу, бо в нашей реанимации всё не так. И врачи и сёстры хорошие, и уход хороший.

[Poll1248]

Паталогоанатомы у нас повдоль вскрывают, от горла до лобка.

А в америке рогаткой, не разделяя ключицы.

Не понимаю, как может поперечный гинекологический разрез помочь в патанатомии. Объясните.

 

имеется в виду поперек старого шва, или вдоль него, видно раньше уже резали.

[ellis]

 

Не понимаю, как может поперечный гинекологический разрез помочь в патанатомии. Объясните.

 

Это я про продольный. От лона до мечевидного отростка. Патанатому только грудную клетку осталось бы достругать. :smile3:

[Малыш]

Это я про продольный. От лона до мечевидного отростка. Патанатому только грудную клетку осталось бы достругать. :smile3:

 

Вот это то и понятно.

Непонятно первоначальное направление старого шва.

[ellis]

Вот это то и понятно.

Непонятно первоначальное направление старого шва.

 

Ж.- давай по старому шву, аккуратненько поперёк разрежем