Кожаные перчатки

[Avanes]

Алексей Иванович Пантелеев. Кожаные перчатки

 

 

 

Поезд в пути уже вторую неделю, бежит через всю зимнюю снежную Россию,

от океана к Уралу и дальше на Запад. В вагоне уже давно все отоспались,

перезнакомились, давно перечитаны все книги, обсуждены все злобы дня,

сыграны все партии в шахматы, надоел до омерзения "козел", даже чай не

пьется, даже пиво почему-то кажется кислым и стоит недопитое в темных

бутылках под светлыми бумажными стаканчиками.

И вот как-то под вечер в одном из купе собирается мужская компания, и

кто-то предлагает, чтобы каждый по очереди рассказал "самый страшный случай

из своей жизни".

Чего-чего, а страшного за спиной у каждого немало. Один горел в

самолете, другой - в танке, третий чуть не погиб на торпедированной

подводной лодке. Еще одного расстреливали, и он, с пробитым насквозь легким,

трое суток пролежал под горой мертвецов.

В дверях купе стоит, слушает немолодой, маленький и худенький, как

подросток, человек в форме гражданского летчика. Засунув руки в боковые

карманы своей кожаной коричневой курточки, он курит толстую дорогую

папиросу, перекидывает ее то и дело из одного угла рта в другой и,

прижимаясь затылком к косяку двери, резко и нервно выбрасывает в потолок

густую струю синею дыма. Слушает он, почти не глядя на рассказчика, но, чем

дольше слушает, тем сильнее волнуется, тем чаще и глубже затягивается...

Внезапно лицо его наливается кровью, он делает несколько быстрых,

лихорадочных затяжек, торопливо и даже судорожно запихивает папиросу в

набитый окурками металлический ящичек на стене и, повернувшись к

рассказчику, перебивает его:

- Ст-той! П-погоди! Д-дай мне!..

Губы его прыгают. Лицо дергается. Он - заика, каждое слово

выталкивается из него, как пробка из бутылки.

- С-самое ст-трашное? - говорит он и кривит губы, делает попытку

изобразить ироническую усмешку. - Самое страшное, да? Т-тонули, говоришь?

Г-горели? С м-мертвецами лежали? Я т-тоже т-тонул. Я тоже г-горел. И с

покойниками в об-б-бнимочку лежал. А в-вот с-самое ст-трашное - это когда я

в сорок втором году письмо получил из Ленинграда - от сынишки...

д-д-десятилетнего: "П-п-папочка, - пишет, - ты нас п-прости с Анюткой...

м-мы в-вчера т-т-в-вои к-кожаные п-перчатки св-варили и с-с-съели"...